Рутулы с плачем несли бездыханное тело Вольцента
В лагерь, где горестный стон стоял с тех пор, как Рамнета
Труп бескровный нашли, и Серрана, и Нуму, и многих
Сгубленных тайно вождей. Вкруг убитых толпы теснятся,
Мест и полных ручьев, струящих алую пену.
Рутулы все узнают Мессапа шлем и наборный
Пояс Рамнета, назад дорогой ценою отбитый.
Вот и Аврора, восстав с шафранного ложа Тифона,
Солнце зажглось, от темных пелен весь мир избавляя.
В битву с утра снаряжен, вождей поднимает на битву
Турн, и каждый из них собирает строй меднобронный,
Гнев зажигает в сердцах о ночном побоище вестью.
Головы юных друзей, и толпой спешат италийцы
С громкими криками вслед.
Дать готовы отпор, энеады стойкие слева
Заняли вал, – ибо справа его ограждали потоки, —
Скорби полны: не узнать не могли несчастные тевкры
Вздетых на копья голов, истекавших черною кровью.
Тут понеслась на крылах, облетая трепещущий город,
Вестница горя – Молва, и несчастную мать Эвриала
Выпал челнок у нее, опрокинулась с пряжей корзинка.
Вон выбегает она и, с пронзительным воплем терзая
Волосы, мчится к валам и в безумье врывается в первый
Воинов ряд, позабыв о мужах и о вражеских копьях,
"Ты ли это, мой сын? Ты, опора старости поздней,
Как в одиночестве мог ты меня покинуть, жестокий?
О, почему на верную смерть уходившего сына
Бедная мать не могла последним напутствовать словом?
Ты – о горе! – лежишь, и тебя на костер погребальный
Мать не положит, и глаз не закроет, и ран не омоет,
И не укутает в плащ, что днем и ночью ткала я,
Тяготы старческих лет облегчая работой усердной.
В поле каком? Иль вернешь ты мне, сын, лишь голову эту?
Ради того ль за тобой по морям я скиталась и землям?
Копья в меня, в меня направьте, рутулы, стрелы,
Первой убейте меня, коль знакома душе вашей жалость!
Голову мне порази и низринь меня молнией в Тартар,
Чтобы жестокую жизнь хоть так могла оборвать я!"
Стон прошел по рядам потрясенных жалобой тевкров,
Души сковала печаль, надломила силы пред боем.
(Илионей дал им знак и рыдавший горько Асканий),
В дом отнесли на руках, уложили в дальнем покое.
Тут в отдаленье труба пропела громко и грозно,
Следом послышался крик и под небом гулко отдался.
Тщатся рвы завалить и за вал высокий прорваться,
Подступов ищут везде и по лестницам лезут на стены
Там, где реже ряды, где в строю троянцев нечастом
Бреши видны. Осыпают врагов потомки Дардана
Приступ от стен отражать после долгой войны им не внове.
Скатывать стали они с откоса тяжкие глыбы,
Кровлю щитов пытаясь пробить, – но любые удары
Стойким бойцам нипочем, черепахой построенным плотно.
Грянулась вниз с высоты, руками сброшена тевкров,
Сомкнутых кровлю щитов прорвала и наземь повергла
Рутулов. Больше враги наступать не решались вслепую,
Только дарданцев со стен пытались прогнать, осыпая
Веткой этрусской сосны потрясает страшный Мезенций,
Рвется к валам с другой стороны и огнем угрожает.
Рядом Мессап, укротитель коней, Нептунова отрасль,
Сам укрепленья крушит и для приступа требует лестниц.
Песнь помогите сложить о кровавых подвигах Турна,
Молвите, кто из мужей кого к Ахеронту отправил,
Свиток чудовищных битв разверните со мною, богини!
Башня стояла, заняв наилучшее место для боя;
Приступом взять и разрушить ее италийцы старались,
Все свои силы собрав, все отряды двинув, – но сверху
Сыпались густо на них из бойниц и камни и копья.
Тотчас стена занялась и огонь, раздуваемый ветром,
Доски настилов объял, затаился в тлеющих балках.
В трепете тевкры спешат от беды убежать – но напрасно!
Только лишь все подались назад и столпились у края,
С грохотом рухнула вдруг, и по небу гром прокатился.
Воинов полуживых засыпают руины громады,
Копья свои протыкают им грудь и пронзают обломки
Острых досок. Из всех спаслись только Лик с Геленором.
Тайно рожден меонийцев царю и послан под Трою;
Права он не имел похваляться пышным оружьем,
Меч лишь носил без ножон и гладкий щит без чеканки.
Встав, Геленор огляделся вокруг: отряды латинян
Словно как загнанный зверь в кольце охотников плотном,