Буковски. Меньше, чем ничто

«Джейн, которая умерла в 31,
не смогла бы
вообразить, что я напишу сценарий о наших пьяных
совместных днях
и
что из этого сделают фильм
и
красивая кинозвезда будет играть
ее роль.

я слышу, как Джейн говорит: „Красивая кинозвезда?
да перестань!“
Джейн, это шоу-бизнес, так что возвращайся ко сну,
дорогая,
ведь как бы они ни старались, им
не найти кого-либо в точности как
ты

и мне не
найти»[35].

* * *

К 1960-м годам вся прежняя жизнь Буковски, персонифицированная родными и близкими ему людьми, будто бы отмирает, уступая место чему-то радикально новому. Этим новым была его литературная популярность, пошедшая в бурный рост – как будто в виде компенсации за «вторичный образ жизни» всех этих лет.

Через своего приятеля Джори Шермана Буковски связывается с Джоном Эдгаром Уэббом, владельцем литературного журнала The Outsider. Этот журнал специализировался на новейшей поэзии и прозе, в частности печатал битников и Генри Миллера. Буковски хорошо подошел к общей стилистике издания и стал печататься в хорошей компании современных маргинальных (правда, в 1960-е всё более популяризирующихся) авторов вроде Аллена Гинзберга, к которому, впрочем, Буковски всегда испытывал некоторую неприязнь, замешанную на желчной гомофобии и конечно же на цеховой зависти (ведь Гинзберг всегда был чуть-чуть популярнее).

При этом «Аутсайдером» всё не ограничивалось, и количество журналов, в которых регулярно печатался Буковски, постоянно росло. Но именно владельцы «Аутсайдера», чета Уэббов, издали в 1963 году в Новом Орлеане отдельную книгу стихов Буковски под названием It Catches Му Heart in Its Hands. Буковски был воодушевлен – как бы он ни притворялся в дальнейшем, что писательская карьера ему безразлична, на деле это было не так, и свои публикации он встречал с большой радостью. Деланое безразличие к своей славе – не более чем часть литературного мифа, которая, кстати, отлично работает именно на стяжание славы. Практично, удобно, изобретательно – и не пыльно.

Помимо литературных успехов, которыми были отмечены для Буковски 1960-е годы, случился успех и совсем иного рода: он стал отцом. Матерью его ребенка была Фрэнсис Элизабет Дин, также поэтесса. Она довольно быстро переехала жить к Буковски и принялась всячески мешать ему работать (или просто выпивать в одиночестве, как он любил) тем, что собирала у них дома что-то вроде поэтического кружка. Но хуже всего было то, что в кружок этот входили те самые левые интеллектуалы, которых Буковски, и в целом не филантроп, ненавидел больше всех остальных представителей человечества. Сама Фрэнсис была такой же – она посещала поэтическую мастерскую и любила поговорить о всевозможных социальных проблемах, которые, разумеется, сильно мешали ей жить. Буковски тоже как-то раз сходил на поэтические курсы и составил о них следующее впечатление. «От препода во мне всё сразу опустилось, – говорит он. – Парень был полное МУДЛО. Чай с печенюшками и студенты у ног на мягком коврике. Если это поэзия, то я бабуин с полосатой жопой!»[36]

Несмотря на довольно холодное, видимо, отношение к самой Фрэнсис, их общего ребенка Буковски по-настоящему полюбил. Марина Луиза Буковски родилась 7 сентября 1964 года. Вскоре они начали жить раздельно, но Генри Чарльз старался регулярно видеться с дочерью, не говоря уже о том, что он ответственно и исправно выплачивал Фрэнсис деньги на содержание их ребенка. Любовь к дочери не обошла стороной и его поэзию:

«величественная, волшебная
бесконечная
моя маленькая девочка это
солнце
на ковре —
за порогом
срывающая
цветок, ха!
некий старик,
изрядно потрепанный,
встает со своего
кресла
и она глядит на меня
и видит только
любовь,
ха! и я становлюсь
кротким
и отвечаю любовью
в точности как и был
должен»[37].

Тем временем Уэббы выпускают вторую его стихотворную книгу – Crucifix in a Deathhand. Это был 1965-й, а уже в следующем, 1966 году произошло одно из решающих в жизни Буковски событий.