Буква на снегу

Он писал новую Тору, а совсем не роман для развлечения читающей публики. Лишь немногие близкие понимали, о чем идет речь. Беккет: “Его писание не о чем-то, а само что-то” (His writing is not about something; it is that something itself).

Он писал последнюю книгу, через которую шла дорога к началу, к первокниге, которая не была книгой о творении, но самим Творением.

Он написал книгу бессмертной жизни.

Но кому всё это нужно?

10 мая “странная” война заканчивается, начинается обыкновенная. Франция разгромлена за пару недель. 14 июня немцы без боя входят в Париж. В его любимом “Fouquet” обслуживают офицеров вермахта. На rue Lauriston расположилось гестапо.

Джорджо успевает в последнюю минуту покинуть Париж и приезжает в Овернь к родителям и сыну. Хелен еще в мае родственники вывезли в Америку. Лючия остается в клинике в оккупированном немцами бретонском Ла-Боле.

Линия германской оккупации проходит в нескольких милях к северу от Сен-Жерана. В соседнем Виши – правительство “свободной” Франции маршала Петена.

В “Улиссе” Стивена избивают солдаты за слова: “Вы хотите умереть за родину – я же хотел бы, чтобы моя родина умерла за меня” (You die for your country, suppose… but I say: Let my country die for me). Всего несколько месяцев назад, когда война только началась, Джойс был в Ла-Боле у дочери. В танцзал при ресторане набивались солдаты, британцы и французы. Кто-то запел “Марсельезу”. Джойс запел вместе со всеми. Его сильный, красивый тенор так выделялся, что солдаты поставили писателя на стол, и он спел гимн борьбы за свободу снова, от начала до конца. Свидетель вспоминал: “Не приходилось видеть зрелища такого полного покорения и приведения в восторг целой толпы одним-единственным человеком. Джойс стоял и пел «Марсельезу», и они снова пели вместе с ним, и атакуй их в этот момент целый полк немцев, он никогда бы не прорвался. Такое было ощущение. Джойс и его голос парили надо всем”. Всё кончилось катастрофой и позорной капитуляцией.

Жизнь продолжается. В Париже еще работает “Шекспир и Ко”. Магазин закроется только в декабре 1941-го после того как немецкий офицер захочет купить последний экземпляр “Поминок по Финнегану”, а Сильвия Бич ему откажет. Ее арестуют. Полгода она проведет в лагере. Автор “Поминок” об этом никогда не узнает. Наверное, не только в России Джойс – больше чем Джойс.

Из оккупированного Парижа в Сен-Жеран бежит с женой Поль Леон, его многолетний секретарь. Павел Леопольдович Леон, русский эмигрант, еврей из Петербурга, юрист по образованию, нашел себя в безвозмездном служении писательскому дару. Леон вел всю переписку Джойса (до двадцати писем в день), помогал в юридических вопросах, вел финансовые и судебные дела. Квартира Леонов на rue Casimir-Périer располагалась всего в пятнадцати минутах пешком от квартиры Джойсов на Square de Robiac, и писатель часто приходил туда работать, диктовать или ему читали вслух.

Леона и Джойса сближали не только интерес к средневековой юриспруденции, к вопросам ирландского самоуправления, но и чувство юмора. Когда в 1932 году Международный союз революционных писателей в Москве направил Джойсу анкету с вопросом: “Какое влияние на Вас как на писателя оказала Октябрьская революция и каково ее значение для Вашей литературной работы?” – Поль Леон написал в ответ: “Милостивые государи, мистер Джойс просит меня поблагодарить вас за оказанную ему честь, вследствие которой он узнал с интересом, что в России в октябре 1917 г. случилась революция”.

Это брат жены Леона, Алекс Понизовский, преподавал Джойсу русский язык и был недолгое время женихом Лючии. Алекс был другом Владимира Набокова, они учились вместе в Кембридже. Леон познакомил Джойса с Набоковым, водил его на набоковскую лекцию о Пушкине. Русский писатель тоже часто приходил на rue Casimir-Périer, жена Леона, переводчица, помогала ему в создании его первого английского романа “Подлинная жизнь Себастьяна Найта” (The Real Life of Sebastian Knight). Они работали за тем же столом, за которым Леон сидел с Джойсом.

На экземпляре “Поминок по Финнегану” автор написал: “Тому самому евразийскому рыцарю, Полю Леону, с тысячью и одной благодарностью от того самого многострадального писателя Джеймса Джойса. Париж, 4 мая 1939 года”.

Когда книга вышла, на нее не обратили внимания, потому что началась война. Джойс грустно шутил: “Надо, чтобы они оставили в покое Польшу и занялись «Поминками по Финнегану»”. Человечество на земле, чтобы читать или убивать?

В Сен-Жеране Джойс и Леон проводят летние дни 1940 года, вычитывая опечатки в “Поминках по Финнегану”, но в мире, в котором идет война, сама книга кажется опечаткой.