Букварь

душистым вереском. Зеленело и цвело, как молодая перспективная республика -

Молдавская СССР, — как сады ее, и колхозы, и пашни. Стрекозы скользили по

зеркальной глади Гидигича, плотва шастала у камышовых зарослей, судаки шныряли в

глубине у дамбы… Покоем и силой дышал Гидигич — водохранилище протяженностью

30 километров, и шириной в 15 километров. Воды, — с гордостью говорили

экскурсоводы гостям из братских республик, — в этом водохранилище хватит на то,

чтобы затопить Кишинев. А ведь это большой и развивающийся город. Ног вы не

беспокойтесь. Сила стихии прочно окольцована берегами и дамбой, выстроенной

советскими тружениками в рекордные сроки.

И только редкие утопленники, которых течение волокло по дну к основанию дамбы,

могли видеть: основание ее разрушается. И зыбко оно, как богатство, которое Бог вот-

вот пожнет острым серпом.

Дочь иуды, председателя колхоза Гидигич Василий Руснака, Мария Руснак, замуж

должна была выйти в 1978 году, 20 октября. Потому 19 октября она с женихом,

перспективным кишиневским инженером, приехавшим в МССР по распределению,

Никитой Зверевым, пошла в поле, набрать цветов для венка.

— Ты погляди, милая, — поправлял очки в роговой оправе импозантный Никита, и

Мария со стыдом чувствовала, как в паху у нее намокает, — какой размах… И это только

лопатами да кирками. Каковы, черти! Гвозди бы делать из этих людей! Вот что значит,

наша, Советская власть…

Мария опускала глаза. Во всем этом она, — студентка филфака МолдГУ, — не

разбиралась. Девушка просто хотела замуж, чтобы растить детей и слушаться мужа.

Она и учиться-то поехала только чтобы мужа себе в городе найти. Замуж Мария очень

хотела. В общежитии она то и дело падала в обморок, и чувствовала порой в себе жар,

что врач "Скорой", приехавший по вызову, объяснил коротко и грубо. "Жеребца тебе

надо, кобылка". И жеребец нашелся. Да еще какой… Никита, хоть с виду и был

мужчиной субтильным, мог делать это по шесть раз на дню. И порядочным оказался,

жениться вот собираются.

— Эта дамба, — восторженно сказал Никита, — такая же прочная и нерушимая, как

наша любовь!

Мария улыбнулась, почувствовала себя счастливой, и решила: да, любовь наша это

дамба. Прочная, на века. И пусть отец ворчит, и говорит, что она за Никиту

выскакивает, лишь бы в постели резвиться, пусть. Любовь их построена прочно.

Никита снова поправил очки, и повернулся к дамбе спиной. Тут-то Мария и увидала

трещину, из которой тоненькой струйкой сильно забила вода… Никита увидел лицо

невесты, обернулся, и бросился к дыре, заткнуть ее ладонью. В это время из дамбы

рвануло еще несколько ручейков.

— Беги, любимая, — крикнул Никита, пытаясь заткнуть дыры еще и ногами, — беги!

Мария покорно улыбнулась, подошла к дамбе, и прислонилась спиной к одной, самой

большой дыре…

Об этом случае позже писали в газете "Комсомолец Молдавии". Статья называлась

"Герои нашего времени". Молодые люди сдерживали своими телами напор воды из

трещин до самого вечера. Никита поседел, и спустя год покончил с собой от тоски,

потому что Мария погибла. Слишком уж велика была сила давления воды на хрупкое

девичье тело. После трагической гибели дочери и ее жениха председатель местного

колхоза Василий Руснак, не без оснований считавший себя виновником всего

случившегося, выпил литр средства для мытья окон, и умер в страшных мучениях.

Перед смертью он рассказал обо всем мужу своей старшей дочери, Натальи.

А когда в поселке Гидигич читали статью о влюбленных, то все плакали. Там было

написано: "Дамба Гидигича выстояла благодаря любви Никиты и Марии. Говорят,

дамба была непрочна. Нет. Дамба была прочна".

И потом, после чего уж все рыдали взахлеб:

"Любовь скрепила ее прочнее цемента".

Дамбу отреставрировали, и прямо возле нее похоронили, под прекрасной надгробной

плитой, Марию Руснак и, через год, Никиту Зверева. Очень часто здесь сидят

влюбленные парочки, из уст в уста передающие историю о юноше и девушке, спасших

ценой собственных жизней город Кишинев. Иногда влюбленные часто мечтают о том,

что дамба снова даст течь, и они тоже спасут город, но, конечно, оба выживут и будут

счастливы. Они подходят к дамбе, — теперь она бетонная, — и гладят ее шероховатую

поверхность.

Но дамба всегда сухая.

Егерь

Дикая охота короля Стаха держала в страхе молдавское село Калараш больше

четырехсот лет.

— Место это проклятое, — честно предупреждали покупателя каларашские

домопродавцы, — знайте, если что…

Признавались они не из честности, а просто потому, что дикую охоту короля Стаха

скрыть было нельзя. И каждый, кто только подъезжал к Каларашу, уже ежился, и с

тревогой глядел на краснеющее над соломенными крышами закатное небо. Дикая охота

короля Стаха не пропала даже после того, как человечество познало прогресс. Дикая

охота короля Стаха мчалась в лесах под Каларашом, даже когда над верхушками

деревьев пролетел первый аэроплан Бессарабии, управляемый сыном еврейского купца

Аарона Шмоиля. Дикая охота короля Стаха неслась, гикая и визжа, как тысяча чертей, -

а там, говорили очевидцы, и была тысяча чертей, — даже когда в Калараше рвались