Буквари и антиквары

Оперировал Олег, любимый ученик. Вокруг стола работали еще несколько человек. Павлик только догадывался, что это ассистенты, медсестры, стажеры и анестезиолог. Они были совсем призрачными. За плечом Олега стоял полноценный и могучий на вид ангел-хранитель. Он с удовольствием пожал руку Павлика и даже похлопал его по плечу.

– Теперь я при нем, – сказал хранитель. – Хороший парень! Через несколько лет будет не хуже тебя.

– Ты не отвлекайся! – строго ответил Павлик. – Помню я, как ты один раз отвлекся. До сих пор мороз по коже… Но вообще я рад, что при нем именно ты. Ну, прощай! Больше не увидимся. Они обнялись, и Павлик удалился из больницы.

Он немного полетал над городом, размышляя, не вернуться ли в склеп. Куст сирени привлек его внимание. Павлик забрался в самый аромат. Он не слышал ни детского крика, ни шума машин за оградой парка, легкая усталость и блаженный покой овевали его, как ветерок. Дух продремал так, пока не почувствовал себя свежим и деятельным.

Через мгновение Павлик оказался у письменного стола, за которым сидел его сын Митя. Они были близки при жизни Павла, и он стал видимым на секунду, причем был в майке, домашних штанах и шлепанцах. Митя заплакал.

– Папа, – сказал он, – я так скучаю по тебе. Мне уже сорок, у меня и жена, и любовница, а ближе тебя никого. И писать не могу. С тех пор, как ты умер, ни одного слова из себя не выдавил. Это так мучительно… что ни напишу – как будто чужие строчки. Это не стихи, а мерзость. Папа, помоги мне…

Павлик оглянулся – под потолком летала тетка с невероятной грудью, видной даже со спины, тяжелеными складками жира на животе и тощей задницей. Пронзительные светло-голубые глаза и кривые желтые зубы дополняли образ музы.

– Ты как сюда попала? – с любопытством спросил Павлик.

– Да не знаю… – заныла тетка. – Я жила при одном мужике – он патриотическую прозу писал. Все было отлично. А как ты помер, в эфире задули ветры, ураганы и смерчи. Меня в такой и затянуло, и я оказалась тут. А тутошняя девица, увидев меня, ахнула и исчезла. Я хочу домой, к своему майору. Небось он без меня скучает. У него план горит. Издатель, поди, звонит через день. А он без меня как без рук. Ни героя прорисовать, ни сюжетный ход выдумать. Ну сделай что-нибудь, профессор! Ты же умный!

Павлик еще раз взглянул на нее.

– Понял, понял, кто твой подопечный, – сказал он. – Держись за меня. Сейчас вернешься к своему Захару. Он без тебя вообще писать перестал. Свихнулся с тоски. Под пули полез…

Павлик перекинул тетку к ее писателю, и она в восторге наградила его жарким поцелуем. Оттираясь, вернулся потом к сыну. Митя спал, положив голову на руки, а руки на стол. Лицо его еще было в слезах. Отец поцеловал лысеющую макушку, погладил по голове худосочную девицу с испуганным лицом, робко зависшую над Митей, хотел дать ей наставления, но вспомнил, что не смыслит в этом деле ни бельмеса. Все же он был умным человеком.

Больше ничего интересного Павлик придумать не мог. Вечность не казалась ему слишком долгой. Он вернулся в склеп. С месяц потусовался на кладбище среди других привидений. А потом переместился в лондонскую редакцию журнала «Ланцет» и стал исполняющим обязанности музы над правым плечом главного редактора журнала Ричарда Хортона.

Про маленькую фею

Маленькая фея жила в дремучем лесу на границе с болотом. Она была сиротой и вопрос самоидентификации решала непросто.

У нее, разумеется, была волшебная палочка, но она подобрала ее в траве и магических свойств ее никогда не проверяла, чтобы не оскорблять своим скептицизмом. А вот крыльев у маленькой феи не было. Хотя и хотелось бы их иметь. Мелкие чудеса она, конечно, делала безо всяких затруднений, но о больших метаморфозах даже и не помышляла.

Ей нравилось оказывать окружающим маленькие услуги, и соседи всегда были ею довольны.

Пчелам она указала далекую лужайку за болотом, где росли волшебные цветы. Так что мед, которым они кормили своих детей и запасали себе на зиму, был самым вкусным и душистым в мире.

– Ты наша фея! – жужжали пчелы.

Колокольчики, которые остались без пчел, она лично опыляла метелкой, сделанной из колоска пшеницы, и колокольчики радовались этому, как дети.

– Ты наша фея! – звенели они.

Быку Муару, известному любителю классической музыки, она организовала концерт сводного хора лягушек и кузнечиков. Бык был польщен и обрадован.

– Ко-муу еще пришло бы в голову такое? Муу-зыка – это сладкая муу-ка! Ты наша фея! – сказал он.

Зайцам она соорудила убежище от волков, в котором можно было запираться на щеколду. Они научились зажигать спички и, когда волк рыскал поблизости, устраивали в своем убежище премиленькие посиделки, где среди прочих резвостей сочиняли стихи, прославляющие их фею.

Волку она дала небольшую беспроцентную и безвозвратную ссуду, чтобы он мог покупать мясо в магазине и не слишком расстраивался от заячьего нахальства. И пораженный волк назвал ее своей феей.