Булань

«Если мне для каждой встречи…»

Если мне для каждой встречи
Нужен сытый новым час,
Если я, как серый кречет.
Злюсь, скучая и крича, —

Если я кругами шел от
Прели теплых вечеров
И, крутясь, впивался в холод
Клюв мой, рвущий кровь и кров.

То в год революций нет никого,
Вместе летевшего в быстри дней,
Кроме Григория Петникова,
Кого бы я встретил искренней.

Сергей Буданцев

Любовь в Керманшахе

Б.Л. Г-ис

Поцелуями схвачены пальцы и локти,
Близость проникла слепа и остра.
Тенью на небе, вся в плаче и клёкоте,
С вечера бросилась страсть.

Влагой по платью бьётся и пенится
Кружевом кружится,
      вьётся,
        мечется.

Не знаю.
Не помню.
Застынь как изменница.
Никни как пленница.
Сгинь!
Изувечься!

На небе красное — отсвет и шали.
Лохмотья отброшенных взглядов далече.
Со стен по ковру проползли и зажали
    Горло зажжённые свечи.

И плечи.
Белые плечи
В холоде, в ужасе
Упали как мёртвые нервы.

Ты ли, запутавшись в них, не закружишься?
Я закружился не первый.

На этих мгновеньях я распят и вздыблен,
Распластан и вытянут час, как Голгофа,
Края твоих глаз, как две чёрные гибели
Для моих омертвелых шагов.

Белей холодеет росистая кожа,
Костенеют и пальцы,
И локти.
Горы и зной, и вечер похожи
На хрипы в орлином клёкоте.

Сентябрь 1917

Керманшах

(Персия)

Охота за миром

Солнц — звёзд — дней — ламп —
  Золотой поход.
Если я, — то взлетать орлам
  Под лучами моих охот.

За миром охота. Мечу мишень
  Карим выстрелом глаз,
И ложится расстрелянный день
  К стенке ночи, с угла,

И ложится на строчку, в стихи,
  Как павший друг,
Под гул революций — смертей — стихий —
  Отплытий — нашествий — разрух.

Россия — Урал — Сибирь — Иран —
  На город нижу города.
Мятежами исхлёстанных губерний и стран
  Топорщится череда.

Гончие чувства сопутствуют мне,
  И за стаей слов
Улюлюкают, травят трубы огней
  Убегающий посвист веков.

Огонь и погоня, и опять огонь,
  Поход огней
Шуршащей алой кривой ногой
  В зрачки моих карих дней.

Июль 1920

Москва

Аль-Баррак

Александру Кусикову

Крылами звякни. Искрой взвейся,
Из-под подков, из-под копыт
Падёт и вспыхнет по-над весью
Почин отчаянной тропы.

  От Москвы, от России с огулом
  Мятежами и громом миры
  Заражает гул за аулом,
  За вершиной, за сном у горы.

  И ширяет над облачной ширью
  Над Кавказскою рябью разгром, —
  Это струны твои раскрошили
  Ледники и хребты серебром.

  И не вьюга, а шерсть овечья
  Ураганом бьёт на стихи, —
  Это с пастбищ, с нагорий, с увечья,
  Со снегов, со друзей, со стихий, —

  Это с дней, это тари к гитаре
  Муэдзин заклинает романс.
  Злые годы тебе поквитали
  Старый счёт за цыган, за грома.

И Аль-Баррак крылами грянул,
Копытом грянул в камни, в дым,
Взлетев над родиною рдяной
К седым уступам, к дням седым.

Июль 1920

Москва