Булат и злато

В середине 1608 года царь отправил в Новгород своего родственника, молодого князя Михаила Васильевича Скопина-Шуйского. Вокруг Москвы стягивался узел осады, и Новгород должен был стать центром организации отпора тушинцам. Скопин-Шуйский собирал средства с городов северного Замосковья, Заволжья и Поморья, вел переговоры со шведами о помощи наемными войсками и «строил рать» для военных действий. Воеводой в Новгороде был также Михаил Иванович Татищев, темная фигура, любимец царя, «по причине тайной, законопреступной заслуги» и из-за приближения к царю его родственников. Так нелестно и весьма туманно писал о Татищеве уже упоминавшийся автор записок о Смутном времени дьяк Иван Тимофеев. При Скопине-Шуйском и Михаиле Татищеве дьяком был Ефим Григорьевич Телепнев, в будущем — глава Денежного приказа и Московского денежного двора (с 1610 года), крупный чиновник; его Иван Тимофеев аттестовал тоже очень нелестно: «самописчий некто», который был собеседником Михаила Татищева и «особенно близок был ему по лукавству… Честью он мало отличался от того коварного, потому что тайно наушничал царю».

Эти три лица, управлявшие Новгородом, без видимой причины 8 сентября 1608 года вдруг попытались тайно скрыться из Новгорода (они пытались бежать через мельничную плотину, ночью), захватив с собою денежную городскую казну. Заметив их бегство, новгородцы догнали и вернули беглецов. По доносу Е. Г. Телепнева М. Татищев, как организатор и инициатор побега, был казнен. Скопин-Шуйский, пользовавшийся в городе симпатиями, был прощен и, сконфуженный, вернулся к своим организаторским обязанностям.

Историки объясняют инцидент 8 сентября боязнью верхушки городской администрации повторения в Новгороде псковских событий, чем и объясняется их тайное бегство из города. Да и летопись прямо сообщает: «Весть же прийде ко князю Михаилу Васильевичу в Новгород, что Псковичи измениша. Князь Михайло же советовав с Михаилом Татищевым да и з дьяком же с Ефимом Телепневым и побоясь от новгородцев измены, побегоша из Нова города». Но близость по временя псковских и новгородских волнений дает основание и для других аналогий. Может быть, новгородцы так же как и псковичи, были возмущены манипуляциями с весом монет — слух об организации во Пскове откупной чеканки вполне мог дойти и до Новгорода? Возможно что и в Новгороде была сделана попытка наладить чеканку монет по денежному откупу. Намеки Ивана Тимофеева о «тайной, законопреступной заслуге» Татищева перед царем делают эту версию вполне допустимой. Возмущение новгородцев таким оборотом событий, направленное против должностных лиц, может объяснить причину тайного и поспешного исчезновения последних вместе с городской казной.

Отсутствие нумизматических подтверждений подобному толкованию событий 8 сентября в Новгороде можно объяснить тем, что там только собирались, но так и не смогли организовать откупную чеканку.

Наибольшего успеха в деле создания денежных откупов Василий Шуйский добился в Москве, где у него были самые прочные связи с богатой торгово-ремесленной верхушкой города.

Откупные московские монеты впервые нашлись в огромном кладе (он насчитывал 6481 монету), найденном в Москве на современной улице Обуха (в XVII веке здесь, в районе Воронцова поля, располагались дворцовая и две стрелецкие слободы). Это были две копейки с именем Василия Ивановича, без знака денежного двора, очень сходные с московскими копейками Шуйского, чеканенными в 1606–1607 годах. Но вес их — 0,55 и 0,58 грамма — выпадал из нормативного веса копеек, а рисунок и надписи тоже обнаруживали отличие от подлинных копеек. Копейки эти (кстати, разные) лишь тщательно копировали московские копейки 1606–1607 годов и были чеканены совершенно другими штемпелями.

Клад с улицы Обуха датировался 1608–1609 годами. Это был первый по времени клад, где встретились подражательные московские копейки Василия Шуйского. Затем в других, более поздних кладах, а также в музейных коллекциях нашлись еще пятнадцать копеек, которые оказались связанными с этими странными монетами не только стилистическим сходством, низким весом, колеблющимся в пределах 0,60 грамма, но и общими штемпелями. Выяснилось, что для чеканки их были изготовлены пять лицевых и шесть оборотных маточников.