Булат Окуджава - поэтический сборник

И золотую шпагу нервно готовлюсь выхватить, грозя... Да мне ж нельзя.

Я - Павел Первый. Мне бунтовать никак нельзя.

1962

ЛЕНИНГРАДСКАЯ МУЗЫКА

Пока еще звезды последние не отгорели, вы встаньте, вы встаньте с постели,

сойдите к дворам, туда, где - дрова, где пестреют мазки

акварели... И звонкая скрипка Растрелли

послышится вам.

Неправда, неправда, все - враки, что будто бы старят старанья и годы! Едва вы очутитесь тут, как в колокола

купола золотые ударят, колонны

горластые трубы свои задерут.

Веселую полночь люби - да на утро надейся... Когда ни грехов и ни горестей не отмолить, качаясь, игла опрокинется с Адмиралтейства и в сердце ударит, чтоб старую кровь отворить.

О вовсе не ради парада, не ради награды, а просто для нас, выходящих с зарей из ворот, гремят барабаны гранита,

кларнеты ограды свистят менуэты...

И улица Росси поет!

1962

x x x

Оле

Я никогда не витал, не витал в облаках, в которых я не витал, и никогда не видал, не видал городов, которых я не видал. И никогда не лепил, не лепил кувшин, который я не лепил, и никогда не любил, не любил женщин, которых я не любил... Так что же я смею?

И что я могу? Неужто лишь то, чего не могу? И неужели я не добегу до дома, к которому я не бегу? И неужели не полюблю женщин, которых не полюблю? И неужели не разрублю узел, который не разрублю, узел, который не развяжу, в слове, которого я не скажу, в песне, которую я не сложу, в деле, которому не послужу... в пуле, которую не заслужу?..

1962

ДВА ВЕЛИКИХ СЛОВА

Не пугайся слова "кровь" кровь, она всегда прекрасна, кровь ярка, красна и страстна, "кровь" рифмуется с "любовь".

Этой рифмы древний лад! Разве ты не клялся ею, самой малостью своею, чем богат и не богат?

Жар ее неотвратим... Разве ею ты не клялся в миг, когда один остался с вражьей пулей на один?

И когда упал в бою, эти два великих слова, словно красный лебедь,

снова прокричали песнь твою.

И когда пропал в краю вечных зим,

песчинка словно, эти два великих слова прокричали песнь твою.

Мир качнулся.

Но опять в стуже, пламени и бездне эти две великих песни так слились, что не разнять.

И не верь ты докторам, что для улучшенья крови килограмм сырой моркови нужно кушать по утрам.

1962

НОЧНОЙ РАЗГОВОР

- Мой конь притомился.

Стоптались мои башмаки. Куда же мне ехать?

Скажите мне, будьте добры. - Вдоль Красной реки, моя радость,

вдоль Красной реки, до Синей горы, моя радость,

до Синей горы.

- А как мне проехать туда?

Притомился мой конь. Скажите пожалуйста,

как мне проехать туда? - На ясный огонь, моя радость,

на ясный огонь, езжай на огонь, моя радость,

найдешь без труда.

- А где ж этот ясный огонь?

Почему не горит? Сто лет подпираю я небо ночное плечом... - Фонарщик был должен зажечь,

да, наверное, спит, фонарщик-то спит, моя радость...

А я ни при чем.

И снова он едет один

без дороги

во тьму. Куда же он едет,

ведь ночь подступила к глазам!.. - Ты что потерял, моя радость?

кричу я ему. И он отвечает:

- Ах, если б я знал это сам...

1962

КАРАВАЙ

Вы видели, щиток приоткрывая, в задумчивой и душной глубине прищуренные глазки каравая, когда он сам с собой наедине? Когда очнуться не хватает мочи, когда румяный край - под цвет зари, о чем он думает?

О чем бормочет, ленивые глотая пузыри? А в нем живут сгоревшие поленья, старанья мастериц и мастеров. Он, как последнее стихотворенье, и добр, и откровенен, и суров. И задыхается на белом блюде от радости рожденья своего... И кланяются караваю люди и ломтики уносят от него.

1962

ГЛАВНАЯ ПЕСЕНКА

Наверное, самую лучшую на этой земной стороне хожу я и песенку слушаю она шевельнулась во мне.

Она еще очень неспетая. Она зелена как трава. Но чудится музыка светлая, и строго ложатся слова.

Сквозь время, что мною не пройдено, сквозь смех наш короткий и плач я слышу: выводит мелодию какой-то грядущий трубач.

Легко, необычно и весело кружит над скрещеньем дорог та самая главная песенка, которую спеть я не смог.

1962

СТИХИ БЕЗ НАЗВАНИЯ

Оле

1

Вся земля, вся планета - сплошное "туда". Как струна,

дорога звонка и туга. Все, куда бы ни ехали, только - туда, и никто не сюда. Все - туда и туда. Остаюсь я один. Вот так. Остаюсь. Но смеюсь (я признаться боюсь, что боюсь). Сам себя осуждаю, корю.

И курю. Вдруг какая-то женщина (сердце горит)... - Вы куда?! - удивленно я ей говорю. - Я сюда... - так влюбленно она говорит. "Сумасшедшая! - думаю. - Вот ерунда... Как же можно "сюда", когда нужно - "туда"?!"

2

Строгая женщина в строгих очках

мне рассказывает о сверчках,

о том, как они свои скрипки

на протянутых носят руках,

о том, как они понемногу,

едва за лесами забрезжит зима,

берут свои скрипки с собою в дорогу

и являются в наши дома.

Мы берем их пальто, приглашаем к столу

и признательные расточаем улыбки,

но они очень скромно садятся в углу,

извлекают

свои допотопные скрипки,

расправляют

помятые сюртучки,

поднимают

над головами смычки,

распрямляют

свои вдохновенные усики...

что за дом,

если в нем

не пригреты сверчки

и не слышно их музыки!..

Строгая женщина щурится из-под очков,

по столу громоздит угощенье...

Вот и я приглашаю заезжих сверчков

за приличное вознагражденье.

Я помятые им вручаю рубли,

их рассаживаю

по чину и званию,