Булат Окуджава. Просто знать и с этим жить

По пятиминутной готовности пилотируемого космического корабля «Восток 5» выяснилось, что на третьей ступени отказал гирогоризонт. Замена прибора на заправленной ракете с сидящим внутри космонавтом, — случай экстраординарный. Однако выхода не было — либо откладывать пуск на сутки, либо рисковать.

После совещания с Королевым приняли решение рисковать.

Эта операция потребовала от космонавта Валерия Быковского дополнительного (к двум часам подготовки) трехчасового пребывания на Земле в закрытом корабле.

По воспоминаниям очевидцев, чтобы хоть как-то скрасить пятичасовое предстартовое ожидание космонавта в замкнутом пространстве, Валерию Федоровичу поставили музыку, и в наушниках зазвучало:

Музыкант в лесу под деревом
наигрывает вальс.
Он наигрывает вальс
то ласково, то страстно.

Что касается меня,

то я опять гляжу на вас,
а вы глядите на него,
а он глядит в пространство.

О том, каким образом катушка с этой записью оказалась в Тюратаме (более известном как космодром «Байконур») в 1963 году, можно только догадываться. Офицеры-ракетчики, выпускники Московской академии РВСН имени Ф.Э. Дзержинского (ныне Военная академия РВСН имени Петра Великого), прибывали к месту службы, часто имея среди личных вещей входившие в начале шестидесятых годов в моду катушечные магнитофоны, ну и комплект бобин, как чистых, так и уже записанных впридачу.

Как правило, ночью после дежурства собирались в Ленинской комнате, потому что тут стоял приемник «Фестиваль». Включали этот напоминавший универмаг «Москва» на Ленинском проспекте агрегат, что тут же начинал переливаться огнями настройки, издавать утробные звуки и мигать оптическим индикатором, который в народе называли «магическим глазом».

На коротких волнах «ловили» в первую очередь старину Элвиса Пресли, Фрэнка Синатру, Далиду и Пола Анка. Сюда же, в Ленинскую комнату (куда же еще?) приносили магнитофон, например, «Комета» или «Чайка», чтобы записывать звучание прямо с эфира.

Тщательно орудовали с настройками, следили за «магическим глазом» и замирали полностью, почти не дышали, чтобы не создать помех для записи.

И это уже потом копировали катушки (они же бабины), до дыр заслушивая «Люби меня нежно», «Тюремный рок», «Bambino», «Время цветов» и почему-то «Девушку из Нагасаки» на стихи Веры Инбер.

Однако был в этом ряду еще один исполнитель, записать которого с радио, разумеется, было невозможно (потому что он не звучал в эфире), и катушки с его песнями, записанные на «квартирниках», привозили на космодром после отпусков и командировок из Москвы и Ленинграда.

Исполнителя звали Булат Окуджава.

Среди офицеров-ракетчиков это было чем-то вроде соревнования, поэтического турнира, что ли — кто знает наизусть больше стихов Булата, а так как мелодии его песен были несложными, то в зачет шло и исполнение стихов под гитару.

Засиживались допозна.

Читали журнал «Юность».

Ездили в Кзылорду на рынок.

Играли в футбол.

Несли боевое дежурство.

Бурно отмечали День космонавтики.

Пели под гитару, как было замечено выше.

Встречали высоких гостей из соцстран преимущественно.

Проводили политинформации.

Слушали записи Окуджавы, о котором, казалось, в начале шестидесятых уже знала вся страна и песни которого пела.

Аккуратно вставляли пленку в магнитофон, нажимали кнопку «пуск», и в комнату офицерского общежития тут же входил невысокого роста, субтильного сложения человек с гитарой, присаживался на край по уставу заправленной кровати и словно бы начинал неспешно рассказывать истории.

Например, такие.

История первая, о Ваньке Морозове, который любил бывать в старом цирке. Уж больно ему нравились фокусники и жонглеры, укротители тигров и наездники, силачи и гимнасты. Но однажды он увидел циркачку, которая ходила по проволоке и махала своей бледной тонкой рукой. Ванька был уверен в том, что она машет рукой именно ему, и без памяти влюбился в нее. Каждый день он ждал свою циркачку после выступления, катал ее на извозчике, водил в ресторан. Но однажды он увидел, как она выходила из гримерки с каким-то господином, и по тому взгляду, каким она смотрела на этого господина, Морозову стало ясно, что она изменила ему. И стало Ваньке невыносимо обидно и больно, потому что ради циркачки он отверг любовь Маруси, которая по нему уже давно сохла.

История вторая, о красивом и отважном солдате, который хотел переделать мир, был благороден и отважен, но погиб ни за грош, шагнув в огонь и сгорев в нем, потому как был детской сделанной из бумаги игрушкой.

История третья, о том, как музыканты уходили на войну и на смену тромбонам, кларнетам и саксофонам приходили автоматы, которые бились на груди и били в грудь. А потом все они, московские джазисты в «костюмах предвоенного шитья» лежали на земле, имена их, увы, были забыты, и лишь танцующая на эстраде в Сокольниках майским вечером сорок пятого года пара напоминала о них.