Булатный перстень

– Это мой флот! Мой! Пусть я сволочь последняя, крест пропил, но за флот – убью и не запнусь. Полезай в лодку!

– Будет тебе вопить, – Усов похлопал Ероху по плечу. – Сейчас он отчалит.

Вдруг Майков оттолкнул Усова и кинулся бежать. За ним сразу погнался Ероха, настиг, ткнул кулаком в спину, и Майков на бегу, пролетев вперед, растянулся, вспахав носом влажный песок. Тут же Ероха оказался у него на спине, заломил ему руку, и все это – молча.

Усов подбежал, вдвоем они поставили беглеца на ноги, подвели к Новикову и Михайлову.

– Проигрывать тоже надобно достойно, господин Vir Nobilis, – спокойно сказал Михайлов. – Это лучший выход для всех. Ты не назовешь ни одного имени, и товарищи наши будут спокойно драться с неприятелем, никто их не станет попусту тревожить. Хватит того урока, что дал им Гогланд. Спасибо сенатору Ржевскому – это он твою интригу разгадал. Да только не знал, что с тобой делать, он господин ученый, излишне чувствительный…. А я знаю. Садись и отчаливай, пока ост совсем не разгулялся. Будем милосердны.

– Да, будем милосердны, – согласился Новиков. – Я туда еще фляжку рома суну, ничего? Вот, приготовил… Нелегко ему будет выходить…

– Нашел кого жалеть! Справится! – выкрикнул Ероха. – Ветер попутный. Ну? Давай, давай! Семь тебе футов под килем!

Майков под дулом пистолета забрался в лодку, укрепил на носу фонарь и стал ставить парус. Новиков, самый сильный в компании, ногой оттолкнул ее от берега.

Александра, окаменев, следила, как Майков, взявшись за весла, выводит лодку подальше от берега, на глубину. Ей вчуже стало страшно – как может быть страшно человеку, впервые увидевшему справедливость и осознавшему, что эта дама, столь часто призываемая на головы обидчиков, вовсе не хороша собой…

А «естественный человек» обходился со справедливостью запросто. Как понял, что надобно делать, так и сделал.

– Не вздумал бы обогнуть мыс и вернуться, – забеспокоился Ероха. – Или в бухточку свернуть, там есть такая бухточка, при осте и норд-осте – заветренная. Я бы подождал, пока не отойдет подальше. А, Михайлов? Попробует – пристрелю. Я следом пойду, погляжу…

– Он дело говорит, – согласился Новиков. И больше мужчины не промолвили ни слова.

Ероха побежал берегом, в полуверсте от товарищей остановился и, приложив левую руку козырьком ко лбу, следил за лодкой.

Новиков, Михайлов и Усов стояли у края воды не менее получаса, – и Александра смотрела на их спины. Вмешиваться она не могла – да и незачем было. Странное ощущение владело ею – как будто усилием воли надо проснуться, потому что вот так отправить человека на гибель можно только в страшном сне. А в то же время она видела в этом человеке несостоявшегося убийцу Нерецкого, и при этом возникшее в душе злорадство казалось ей постыдным.

Темный силуэт, пляшущий на волнах удалялся на запад – похоже, Майков и впрямь взял курс на Стокгольм.

– Не справится, – сказал наконец Новиков.

– На все Божья воля, – ответил ему Усов.

– Идем. Я еще быстро ходить не могу, – признался Михайлов. – Язва хоть и зажила, а чувствуется, проклятая.

Он действительно чуть прихрамывал, и Новиков, идя рядом, прилаживался к его шагу, а Ефимка с Ерохой шли сзади.

– Как ты полагаешь, эти нептуновцы не объединятся вновь? – спросил Новиков. – Тайно, скрытно? Хотя государыня намерена закрыть ложу, да ведь они – безумцы, с них всякое станется.

– Меня другое беспокоит – не стряслось бы беды с Грейгом. Он ведь и Карлу своему не удружил, разве что зажигательными по нему не палил, и государыне послужить толком не смог. Может найтись еще какой-нибудь Vir Nobilis, состоящий в переписке с герцогом Зюдерманландским, и получить какой-нибудь скверный приказ. А кто – угадать невозможно: их, нептуновцев, все ж под сотню наберется. Они были вместе, оттого что сговорились, навыдумывали себе всяких причуд и тайных знаков и тешились этим, как малые дети. А мы вместе – не сговариваясь, и придумывать нам нечего, оттого что есть у нас воинская присяга.

– Точно – не сговаривались, – согласился Новиков.

– Ну, я-то присяги не давал, – с некоторым сожалением сказал Ефимка.

– Я – давал! – встрял Ероха.

– Молчал бы, царева кабака угодник.

– Давал же!.. Или я от нее уклонился? Да я с этим чертом в подвале сидел, как каторжник! Ведро поганое за ним выносил! Михайлов! Да что ж ты никак не поверишь?.. – Ероха чуть не плакал. – Вот ты так решил – и я так решил!.. Мне или обратно во флот – или камень на шею да с пирса в воду!..

– Ты поучи его, крестничек, как камень на шею навязывать, – посоветовал Михайлов. – Идем, братцы. Крестничек, ты что?

Ефимка, повернувшись, высматривал пропавшую в волнах лодку.

– Думаю – дома спросят про море, что расскажу?

– Ты о чем? – удивился Новиков.

– О море. Он ведь моря-то и не разглядел. Разве что ветер… – отвечал Михайлов.