Булатный перстень

– А ваш драгоценный Vox Dei и вовсе ни слова не скажет – он в деревне сидит, чуть не под замком. Если же вдруг супруга устанет его оберегать, то тысячу имен он не назовет – ибо за тысячу сторонников шведского Густава в нашем флоте, которых он якобы сбил с пути истинного своими проповедями, его по головке не погладят, тут и у княгини Шехонской не хватит сил и денег для защиты. Довольно того, что она с перепугу забралась к нему в кабинет и пожгла все бумаги, включая географические карты. Но я о другом сказать хочу… Vir Nobilis, ты знаешь, сколько человек погибло на «Владиславе»?

Майков не ответил.

– По сведениям из адмиралтейства, двести пятьдесят семь душ, – сказал за него Новиков. – Парламентеры новость привезли. И я многих из них знал. Сколько ж ты, сволочь ты последняя, деток осиротил!

– При чем тут я?! – выкрикнул Майков.

– Это ты мне врешь? – полюбопытствовал Михайлов. – Володька, не трожь его! Это – мое дело!

– Отчего ж твое? Я тут вовсе ни при чем?! – возмутился Новиков. – И Ероха?..

– А оттого, что я служу. Оттого, что на мне – мундир! Я тут – единственный офицер. И мне решать! Он моих людей точно так же погубить мог, меня шведам сдать с потрохами! Моего «Мстиславца»! Двести пятьдесят семь человек, Майков. Вот цена того пакета, что ты с рыбаками отправил Карлу Зюдермандандскому. Двести пятьдесят семь, черт бы тебя взял… Твои, твои собственные…впиши их в свои масонские бумаги, можешь гордиться.

– А у шведов всего-то, во всей эскадре, чуть более сотни положили, – добавил Новиков. – Знаешь, Майков, мне тебя не жаль. Всякого щенка и котенка жаль, а тебя – нет. Вон, адмирала жаль – и сам в гадость впутался, и приятеля себе нашел гадкого – этого вашего Vox Dei…

– Не думал, что Грейга можно так вокруг пальца обвести, – сказал Михайлов. – Должно быть, долго Шехонской к нему в задницу без мыла заползал, всякими побрякушками старика тешил, пока в ложу втерся.

Майков тихо засмеялся.

Это был плохой смех, сильно он не понравился Александре. Словно бы Vir Nobilis знал что-то мерзкое, но для себя – утешительное.

– Хорошо еще, что из-за твоих проказ не погиб этот, как его… жалкий такой чудак… – добавил Михайлов.

– Нерецкий, – подсказал Ероха.

Александра чуть не выскочила – возмущение вскипело, как молоко в чугунке.

– Он самый. Ты ж его в ложу и затащил. Опоздай мы на десять минут – и повязал бы ты всю свою братию кровью. Этого ты желал?

– Велик Господь, – молвил чинно Ефимка и перекрестился. – Крестненький, что все мы да мы? Пусть и он скажет.

– Он скажет! – воскликнул Ероха. – Он тебе скажет про всемирное благоденствие! И про великое братство скажет, и про тайный свет пятиугольной звезды! И как служить не человеку, не монарху, не государству, а идее, тоже доложит! Плетение словес у них знатное, самому черту башку заморочат!

– Не галди, Ерофеев, – Михайлов произнес это так, что Ероха тут же замолчал.

– Да, есть высшая истина, которой вам не понять, – заговорил Майков, и есть верность Соломонову храму, которой вам тоже не понять, и есть высшее право, которым облечены истинные адепты, и есть великое делание, коего вам не дано…

– Jus summum saepe summa malitia est – ответил на это Новиков. – Не одни вы, Нептуновы детки, латынь в Корпусе учили. Перевести, Ефимка?

– Высшее право часто есть высшее зло! – выпалил Ероха. – Я в Корпусе по латыни четвертым в классе шел.

– Коли выбирать, кому служить, государству или прекрасной идее, так я, пожалуй, государство выберу, – сказал Новиков. – От него вреда не в пример меньше. Опять же – детки…

– Что – детки? – удивился Михайлов.

– Жить-то им в государстве, а не в идее…

Михайлов хлопнул его по плечу.

– Ни моим, ни твоим это, слава богу, не угрожает! Ну, ладно, время не терпит. Не хочу опаздывать на катер. Значит, так. Мы с Новиковым собрали деньги и вскладчину купили лодку. Вот эту. Я ее знаю, это лодка Кекконена, я с ним на рыбалку ходил. Лодка справная, вот и Новиков подтвердит.

– Да, – сказал Новиков. – Грех что дурное про нее брякнуть. Господин Vir Nobilis, за все уплачено, все приготовлено. Парус, весла, анкерок с водой, мешок с сухарями и фонарь. Извольте принять.

– Михайлов, ты взбесился? – встревожился Майков. – Какая лодка?

– Вот эта. Только что ее от Кекконена принял. Слушай, – Михайлов говорил негромко, но весомо, – я решил выгнать тебя из России к чертям собачьим. Новиков не возражает, а Ерофеев – так даже радуется. Ты ему в подвале до смерти надоел. Ты больше не наденешь нашего флотского мундира и не прицепишь нашего кортика. Вот лодка, а вон там – твоя любезная Швеция. Обходиться с парусом тебя еще в Корпусе учили. Дойдешь до Стокгольма – твое счастье. Нет – кланяйся Нептуну. Тому, подводному.

– А если я не захочу?

– Значит, в плаванье отправится твой труп, долбать мой сизый череп! – и Ероха в подтверждение, что это не шутка, достал пистолет. – Михайлов с Новиковым добры чересчур, ты для них все еще заблудший собрат… а для меня ты – дерьма куча! Ты флот поганишь, тебя поганой метлой за борт, понял?

– Чья бы корова мычала, – усмехнулся Майков.