Булатный перстень

Внизу появилась некрасивая, но живая и выразительная физиономия Ефимки Усова.

– Ты придумай подпорки какие-нибудь, – сказал он. – Видишь же, заваливается эта дура. Лучше всего подошли бы кирпичи.

– Где ж я тебе тут возьму кирпичи?

– А ты Богу помолись, он и пошлет, как послал мне саблю с кинжалом. Тоже ведь не чаял, что вернутся. И быть там они уж никак не могли.

– Ты молился, что ли?

– А как же! Только я об ином молился – чтобы старый хрен не увидел меня и не завопил «караул!». Мне только полиции, сам понимаешь, недоставало. Мальчишки рассказали, у кого из обывателей лодку ночью отняли, и дом показали. Я лодку с веслами поставил, привязал и говорю им: ребятки, бегите, обрадуйте деда, нашлась пропажа.

– То есть по твоей молитве деда на берегу не оказалось?

– Ну да. А когда я к кустам пошел нужду справить, тут мне моя сабелька с кинжалом из крапивы и блеснули. Думаешь, не по молитве? А как вышло, что их раньше никто не заметил? Ведь сколько пролежали?

– Раньше никого там нужда не прихватывала.

– Нет, ты скажи, что это, коли не Божий промысел? Сперва сабля с кинжалом к тебе от воров попали, потом ты их сдуру под забор забросил, а я нашел. Что ж это иное, а?

– Господи, пошли нам, грешным, кирпичей! – чтобы отвязаться, воззвал красавец. – Вот пусть стоят под навесом сухонькие! Для доброго дела надобны, Господи!

Он пошел к навесу. Александра обжала на боках юбки – ей вовсе не хотелось, чтобы этот чудак заметил ее и узнал. Объяснить, что она тут делает, было бы невозможно.

– А вон там, за дровами, что? – подал голос Усов.

– Кирпичи?!

– Тащи сюда!

– Отчего ж ты не помолился, чтобы нашлись твои булатные хлебцы? – спрашивал красавец, вместе с Усовым подмащивая кирпичи под большую и непослушную тачку.

– Да молился… Я так думаю – когда я заметил пропажу и стал молиться, мои хлебцы уже в чьей-то кузне под молотом на наковальне лежали. Как ты их вернешь, когда из них, поди, уже подковы сковали? Тут и сам Господь ничего не поделает. Обидно – сил нет…

Красавец похлопал Ефимку по плечу.

– А знаешь, я уж три недели не пью! – похвалился он.

– Ты зарубки ставишь, что ли? – полюбопытствовал Ефимка. – А на чем?

– То-то и беда, что не на чем. В голове держу. Каждый денек. Ну-ка, колыхни эту рухлядь…

Тачка, подпертая кирпичами, стояла крепко.

– Можно нагружать, – решил Ефимка.

– Ты скажи Михайлову – Ерофеев-де за ум взялся, – неожиданно жалобно попросил красавец. – Что тебе стоит? Скажи – сколько сидел в Кронштадте, даже капли в рот не взял. А мог! И проверить бы никто не сумел!

– Нешто он меня послушает… Он самого себя слушать привык. У нас мастер такой есть, золотую насечку на пистолеты наводит, Степаныч. Вот у него та же придурь – коли кого сразу признал хорошим человеком, до последнего держится. А коли на ком поставил крест – черта с два разжалобишь. Сам решает, советов не слушает.

– А ты замолви…

Больше Александра ничего не могла разобрать – они спустились в подвал.

Минуты две спустя началась странная возня – Ефимка то выскакивал на лестницу, то заскакивал обратно, что-то тянул, что-то пихал. Было похоже, будто из подвала хотят вывести слона средних размеров, и этот слон упорно сопротивляется. Наконец Александра поняла, что означает суета: кое-как выбрался красавец с очень громоздким грузом на плече, замотанным в рогожу. Протащить такое в низкую дверь – на то требовался особый талант.

Вдвоем Ефимка и красавец уложили груз на тачку, красавец взялся за ручки, Ефимка вытащил несколько кирпичей.

– Ну, пойдем, благословясь, – сказал он. – Ты не спеши, чтоб не опрокинуть. Крестненький подождет.

– Ведь через весь Кронштадт эту дуру гнать… не развалилась бы… Разве не дурацкая затея?

– А как иначе-то? Знаешь способ? Так скажи!

С некоторым трудом красавец спихнул тачку с места и покатил по грязи. Ефимка шел рядом и придерживал ее.

– Кажись, управимся, – произнес он не очень уверенно. – Главное – народу бы поменьше навстречу попалось.

– Дождь всех разогнал.

Александра озадаченно глядела им вслед. Надо было бы окликнуть – а что сказать? Просто спросить о Новикове – не встречался ли, не условлено ли с ним о встрече? Или прямо о Михайлове? Она редко смущалась, но тут ощутила неловкость. Новиков добр и прост, не станет ломать голову над тайным смыслом просьбы. А эти, поди, заподозрят любовную интригу.

Но им хорошо, они шлепают по грязи, а потом просто вымоют ноги и обувку, вот – Усов и вовсе без чулок. А как быть, когда на тебе преогромные длинные юбки и очаровательные белые чулочки?

Совсем близко ударили судовые колокола. Опять били склянки – два удара. Что означали два удара вечером, Александра не знала.