Булатный перстень

Тот Кронштадт, который она помнила и любила, преобразился – на улицах и у причалов было немало раненых, приходивших из госпиталя, чтобы встретить или проводить товарищей, а нарядных дам не было вовсе. Ни единого бездельника не заметила Александра – те, кто не стоял с рукой на перевязи или опираясь на костыль, укладывали в лодки мешки и ящики, чтобы доставить на суда, стоящие на южном рейде, или принимали с транспортов грузы, или просто по случаю хорошей погоды, сидя у воды, шили паруса и сплетали канаты. От кузниц доносился гром. Мимо Александры пронесли к шлюпке большой якорь с только что наваренной лапой.

Раздался первый удар судового колокола – и тут же забили на соседних судах, так что Александра едва распознала шесть ударов. Она ахнула и побежала, чтобы не опоздать.

Несколько минут спустя ей объяснили ее ошибку – эти шесть склянок означали всего-навсего семь часов вечера. И назвали с некоторым презрением к сухопутному времени час отбоя – одиннадцать вечера.

– А видел ли кто Михайлова с «Мстиславца»? – спросила она.

– Он где-то поблизости, его видели с Новиковым, – отвечали ей. – А Новиков у нас мужчина приметный!

Александра задумалась – какой смысл приезжать в Кронштадт за четыре часа до отхода катера? Напиться разве что в трактире, чтобы погрузиться на борт в бессознательном состоянии? Стало обидно – для того ли она неслась сюда, чтобы просить прощения у пьяной рожи? Она присела на кнехт и стала думать – как быть? Оставаться тут до треклятого отбоя она не собиралась – это означало, что придется ночевать в Кронштадте. А дома ждет жених, и отправить ему весточку совершенно невозможно! Да и какой жених поймет столь диковинную причуду? Получалось, что вся беготня и плаванье в Кронштадт – напрасны.

Видимо, нужно было объяснить Нерецкому, что невеста едет искать человека, которому он, Нерецкий, обязан жизнью, и пока не найдет и не поблагодарит – не угомонится. В сущности, благодарить должен был сам Нерецкий – но ему это и в голову не пришло. По крайней мере, вслух он этого не говорил – хотя, может статься, встретился с Михайловым там, где оба давали показания, и хотя бы пожал ему руку…

Посидев и подумав, она решила: не столь велик Кронштадт, чтобы не пересечь его за полчаса. Если идти и спрашивать прохожих, не попадался ли… грандиозный Новиков, раз он для своих – приметная фигура, то рано или поздно укажут где искать.

Плана Кронштадта у нее, конечно, не было, но она помнила – прямые улицы начертал сам император Петр Великий, заблудиться мудрено, и покойный муж выучил древнегреческому слову «бустрофедон», что значит «ход быка»: если идти, как бычья упряжка на пашне, сперва справа налево, а потом, поворотя, слева направо, то прочешешь небольшой город довольно скоро, и ни один угол не останется забытым.

Александра вернулась к Итальянскому пруду и, пройдя чуть дальше, начала поиски. Как раз тогда вдали стали бить семь склянок – три сдвоенных удара и один простой. Всех, кто был в матросских шапках или в белых офицерских мундирах, она спрашивала о Новикове. Наконец нашлась добрая душа – оказалось, Новикова видели совсем на другом конце Кронштадта, у мастерских.

Недоумевая, что бы ему могло там понадобиться, Александра пошла вдоль Обводного канала, мимо госпиталя, и там ей вроде бы повезло – она увидела Ефимку Усова. Усов бежал, размахивая каким-то узлом, и скрылся за углом прежде, чем она догадалась его окликнуть. Сообразив, что где крестничек, там и крестненький, Александра поспешила за ним и оказалась в месте, которое, на ее взгляд, было сущими трущобами. Ибо плана для мастерских, складов, сараев и вовсе непонятных хижин Петр Великий не рисовал, их ставили как придется и где удобнее для дела.

Никогда раньше она не бывала в таких местах и немного растерялась – на этих кронштадских задворках было грязно. Загадочный хлам лежал под навесами, пахло дегтем, смолой, опилками и почему-то горелыми тряпками. За стенами звучали голоса, что-то скрипело и стучало – работа в мастерских еще кипела. Александра понятия не имела, куда двигаться дальше, и тут прямо на нее выскочил человек, без шапки, очень коротко стриженый, и понесся огромными прыжками прочь. Его лицо – красивое лицо, в котором чудилось не то греческое, не то цыганское, было Александре знакомо. Она напряглась, пытаясь разбудить память, и минуту спустя поняла: красавец был той страшной ночью на Елагином острове, бился с масонами, не побоявшись выйти с дворянской шпагой против длинных и тяжелых клинков, названия которых Александра не знала, да и знать не могла. Довольно было уж того, что она выучилась стрелять из пистолета и охотничьего ружья.

Стало быть, красавец – из приятелей Михайлова, но куда его понесло, будто за ним сам нечистый гонится?