Кривая старуха долго не могла взять в толк, чего от нее хочет светская дама. Наконец до Александры дошло, что это одно притворство. А ответить враньем на вранье – по меньшей мере справедливо.
– Кабы вы, сударыня, сказали, где искать мадмуазель Муравьеву, то много бы способствовали ее счастью и успеху. Молодой двор набирает новых фрейлин, мадмуазель Сташевская, очевидно, получит шифр фрейлины, и она хочет составить протекцию подруге, – сказала по-французски Александра, отлично зная, что для большинства пожилых дворянок двор, пусть даже не государыни, а наследника, – Олимп, и обитатели его – чуть ли не греческие боги.
– Да кабы я знала, где найти ее, дурищу! – воскликнула старуха по-русски. – За косу бы приволокла. Не спрашивай, сударыня, христа ради, не спрашивай, а всем говори – померла-де, померла… нет ее, и все тут…
Александра поехала домой, придумывая, что бы сказать Мавруше. Но ее новоявленная воспитанница о Поликсене Муравьевой даже не спросила. Она лежала в своей комнате на постели, одетая, и взахлеб рыдала.
Александра привыкла считать Маврушу девицей легкомысленной и жизнерадостной, даже восторженной. Этот рев сильно нечаянную воспитательницу озадачил.
– Что случилось, Мавренька? – спросила она, присев на край кровати. – Что стряслось? Ну, рассказывай, рассказывай, не таи, не держи в себе…
Усадив девушку, она примостила мокрое лицо на своем плече и замкнула Маврушу в объятии – таком, что не вырваться.
– Сашетта… ох, Сашетта… помоги мне уйти в монастырь… – еле выговорила Мавруша.
Александра подумала было, что речь о Смольном – его в городе до сих пор часто называли монастырем, а воспитанниц – монастырками. Но оказалось, что Мавруше нужна самая настоящая девичья обитель, желательно подальше от Санкт-Петербурга.
– Сашетта, помоги мне доехать до Москвы! Я все продам, у меня ведь есть драгоценности, я вклад в монастырь сделаю!.. Только увези меня отсюда… не то убегу…
Поняв, что в таком состоянии Мавруше не до правды, Александра пообещала ей все – и монастырь, и чуть ли не великую схиму. А сама, выйдя, приказала Танюшке постелить войлок у Маврушиной двери и там спать – мало ли какая дурь ударит девице в голову!..
Порядком устав, Александра выпила чаю и легла. Но поспать не удалось.
– Барыня-голубушка, вставайте, барыня-голубушка, у нас тут такое! – говорила Фрося, тихонько тормоша ее. – Позвольте ножку… и другую!..
– Что такое, воры? – всполошилась Александра.
– Кабы воры! Воров есть кому повязать да в часть сволочь! Ой, голубушка-барыня, вставайте, сами поглядите! Мы и свечи зажгли!
Поскольку утренние туфли были уже надеты на ноги, а голубой атласный шлафрок с палевыми отворотами накинут на плечи, Александра встала. Фрося пошла вперед с подсвечником.
Александрина дворня собралась на поварне, двери черного хода были отворены. Лакеи, Гришка и Пашка, держали с двух сторон женщину, прятавшую лицо в ладонях. На плечах у нее была преогромная турецкая шаль. Рядом стояла Мавруша, в одной нижней юбке и ночной кофте, даже без чепчика, с большой скалкой в руке, и грозилась прошибить голову каждому, кто обидит ту женщину.
– Это что еще за побоище? – спросила Александра. – Кого вы изловили?
– Барыня-голубушка, она с чердака спустилась, на чердаке сидела! – объяснила Танюшка. – Я, как было велено, войлочек у дверей постелила, помолилась да легла. А гостюшка наша, как часы в гостиной полночь били, из дверей-то – шмыг!
Гостюшкой дворня и называла, и считала Маврушу: все понимали, что она в доме ненадолго.
– А ты?
– А я тихонько – за ней. Она – на поварню. Ну, думаю, вот кто крыжовенное-то варенье съел, а на моего Трофимку сказали! Нет, думаю, я не я буду, а на чистую воду ее выведу! А она-то дверь, что на черную лестницу ведет, отворила и давай по-французски выговаривать! И дверь – нараспашку! И эта фря входит! Ох, ты, думаю, Матушка-Богородица, да тут дело нечисто! Я – к Авдотьиной каморке, тихонько растолкала ее, а у них на поварне пир горой! Ну, мы вдвоем подняли переполох, уйти этой фре не дали! Вот так-то, голубушка-барыня, пригрели змею на грудях!
– Да помолчи ты! – приказала Александра, потому что прочее было бы одними пустопорожними воплями. – Мавренька, что это за проказы? Кого ты привела? Отвечай живо!
Девушка молчала.
– Ну так я и сама догадаюсь. Покажи-ка личико, сударыня.
Сударыня совсем прижала подбородок к груди, не желая, чтобы ее видели. Александра шагнула к ней, тут же рядом оказалась умница Фрося с подсвечником. Лицо, которое так старательно прятали, было совсем молодое.
– А сдается мне, что это Поликсена Муравьева. Что, угадала?
Мавруша чуть не выронила скалку.
– Ай… – прошептала она.
– И для чего такие выкрутасы с загогулинами? Неужто нельзя было привести подругу прямо, без затей? – сердито спросила Александра. – Обязательно устроить суматоху, взбаламутить весь дом? И неужто ты девицу благородного звания, смольнянку, на чердаке держала? Хороша!
Мавруша отвернулась.