Булатный перстень

– И где ж ты ее взяла? – допытывалась Александра. – Постой, сама скажу! Ты к Арсеньевой ходила! И Арсеньева ее с тобой свела! Иного пути не вижу. Что ж ты такое сказала старой перечнице, что она мне девицу не выдала, а тебе – с превеликой радостью? Ох, поеду завтра к тетушке Федосье Сергеевне, она из Арсеньевой душу вытряхнет, а до правды дознается!

– Нет, Сашетта, миленькая, нет!

– Ага, дар речи проснулся! Как же я забыла, что ты у нас актерка? – сама себя спросила вслух Александра. – Не то что субреток в комедиях, а даже беспутных старцев изображала! Что тебе стоило мне обо всем соврать с ангельской рожей?

– Сашетта, я все скажу! – закричала Мавруша. – Всю правду!

– Соврешь. А ты, сударыня, ступай-ка в малую гостиную, – велела Александра Поликсене. – Отведи ее, Танюшка. В тебе, может, актерского мастерства поменьше…

– Да нет же, нет! – и тут Мавруша рухнула на колени. – Сашетта, миленькая, я все скажу…

– Ну, говори, – позволила Александра, не делая ни малейшей попытки поднять девушку с колен. – Сейчас докопаемся до всей глубины твоего вранья.

– Да не было вранья, самая чуточка! Я только утаила, что к Арсеньевой ходила! И встретила Мурашку… Поликсену на улице, она туда же шла. Это нас сам Господь свел! – уверенно заявила Мавруша. – Она мне объяснила свои обстоятельства, и я сказала: госпожа Арсеньева тебя прогонит, а я что-нибудь придумаю! И научила ее, как к нам в дом войти, и сразу – на чердак…

– А потом таскала ей с кухни еду?

– Я покупала! Когда мы гуляли, отошла в сторонку и с лотка пирогов взяла, полные карманы!

– Ох, актерка… Так что же стряслось? Отчего девица, которой полагалось бы сейчас быть замужем и в Берлине с супругом жить, сидит у нас на чердаке и ждет пирогов с собачатиной?

Ответа на этот простой вопрос Александра не получила. По натуре она не была зла, хотя могла основательно вспылить. Первое возмущение схлынуло. И ясно было, что при дворне девицы ничего более не скажут.

– Ладно, – решила Александра, – утро вечера мудренее. Гришка, Пашка, перенесите диван из гостиной в угловую. Фрося, Павла, постелите ей там, все, что надо, приготовьте. Завтра докопаюсь до правды. Авдотья! Закрой дверь не на засов, а на замок!

Отдав еще несколько распоряжений, Александра пошла к себе. Сон, конечно, не шел – какой сон, когда кругом кипят страсти? Кое-что понятно – Муравьева явно попала в беду. Но что означает Маврушино внезапное желание уйти в монастырь? И не менее внезапная ее любовь к тетке Федосье Сергеевне? Что творится в дурной голове бывшей смольнянки?

Как будто в собственной – порядок… С этой критической мыслью Александра наконец уснула.

Глава десятая Сташка и Мурашка

Оказавшись вдвоем в угловой комнате, которую Александра отвела Мавруше, подружки сперва молчали – пока устанавливали у стенки и застилали диван, пока приносились нужные в дамском быту вещи – шлафрок, полотенца, ночная ваза. Потом Фрося, очень неодобрительно на них поглядывавшая, ушла, красавица Павла – следом, и Мавруша с Поликсеной бросились друг дружке в объятия.

– Что делать, как быть? – твердила Мавруша. – Ай, какой ужас!

– Она донесет, непременно донесет, – сказала Поликсена. – Господи, я погибла, я погибла!

– Да нет же, не донесет! Да и кому? Мы все ей растолкуем! – попыталась утешить Мавруша. – Ты не смотри, что она кричит, она не злючка и не старая грымза. Ты подумай – разбудили ночью, какая-то чужая особа на поварне, что, зачем, почему – непонятно! Тут еще не так закричишь!

– Я должна уйти, Сташка. Я не могу тут оставаться. Мне стыдно.

– Но куда ты пойдешь? Послушай, Мурашка, тебе придется тут прожить несколько дней, пока я не найду тетушку Федосью Сергеевну!

– Да и она тебя слушать не пожелает.

– В ноги брошусь! Она хитрая, она придумает что-нибудь! Она меня любит, я упрошу ее!

– Да что тут придумывать – пропала я…

– Нет! Не смей так говорить! – Марфуша стала целовать подружку в щеки и ощутила вкус слез. – И плакать не смей, слышишь?

– Сташка… обещай мне одну вещь…

– Какую?

– Когда я приму постриг…

– Тебе нельзя принимать постриг!

– А что же еще? Другого пути у меня нет… я грешница…

– Так и я постриг приму. Даром нас, что ли, звали монастырками?

– Нет, ты встретишь хорошего человека и выйдешь замуж.

Мавруша вздохнула.

– Давай-ка лучше ляжем, – сказала она. – Я помогу тебе. И завтра тебе нужно будет как следует вымыться. Я велю горничным принести ведро горячей воды, а мыло у меня есть душистое, Сашетта подарила.

– Отчего мы такие дуры? – спросила вдруг Поликсена. – Отчего мы летим, как мотыльки, отчего мы верим, отчего мы придумываем то, чего на свете нет и быть не может? Верно про нас стишок сочинили:

Иван Иваныч Бецкий,

Человек немецкий,

Воспитатель детский,

Чрез двенадцать лет

Выпустил в свет

Шестьдесят кур,

Набитых дур.