Булатов курган

Кондрат медленно пошел к штабелям бревен, сел. Светящимся мотыльком метнулся огонек папироски. Эти бревна он привез лет десять назад. Тогда в лесничестве их получали многие, кто хотел строиться. Припас на всякий случай и Кондрат. Мечтал, подрастет дочь, заведет семью, устроит свою судьбу с Варварой и он. Сколько же им еще маяться? Отстроит избу — большую, на две половины, с широким крыльцом, с кухней посередине, и заживут!..

Подрастала Надя. Но отношения с Варварой не налаживались. Без дела лежал и лес.

Песня оборвалась. В избу Кондрату идти не хотелось. Ночь была звездная, светлая. Перешагнув через изгородь сада, он пошел берегом Оки. Одолевали невеселые думы. За поворотом его окликнул Лавруха Бадейкин. Кондрат поморщился: «Вот человек, всюду найдет».

— Что бродишь? — ткнул ему руку Лавруха. — Аль следишь за кем?

— Угу… Жду, пока рыба на берег выплывет.

— Да ну! — деланно удивился Бадейкин. — Неужели выходит на берег?

— Посиди до утра — узнаешь…

— Давай тогда перекурим, Романыч.

Лавруха, завернув цигарку, стал оглядываться, на что присесть. Кругом было сыро. На берегу росли молодые вётлы и мелкий ивняк. Бадейкин схватил одну из них, стал гнуть к земле. Деревце сопротивлялось, билось вершиной о берег.

— Зря ломаешь! — недовольно пробурчал Кондрат.

— Аль на самом деле пожалел? Пустяки… На наш век хватит.

Кондрат подошел к обрыву. В лунном мареве Ока казалась посеребренной. Ребристые волны напористо наскакивали на берег, пенились, звенели.

Бадейкин в сердцах рванул деревце так, что оно наконец хрустнуло, повисло в руках.

«Живет одним днем», — подосадовал Кондрат и машинально сунул руку в карман, чтобы взять табак и спички, но так и не закурил.

— Как ни брыкалась, а сломалась! — победно произнес Лавруха и, уложив сломанную ветлу между двумя ивами, предложил: — Садись, Романыч, рядком, потолкуем ладком.

Настроение Кондрата окончательно испортилось. Он не отрывал взгляда от реки.

— Что там увидел? — полюбопытствовал Бадейкин.

— За рыбкой все слежу… Все-таки зря дерево сгубил. Его же сажали…

— О-о-о, ты вот о чем!.. Чудак, человеческую жизнь ломают и то не плачут, будто так и надо. Брось, Романыч, давай лучше подымим.

Не спеша, чуть подрагивающими пальцами Бадейкин поправил цигарку. По его лицу промелькнула задумчивая улыбка.

— Ты какой-то чудной. Ветлу пожалел, а сам на льдину бросился. Да из-за кого, из-за Цыплаковых чуть шею не свернул!

— Я детей спасал, — угрюмо отозвался Кондрат. Он следил, как течением уносило какие-то темные предметы. Хотелось скорее уйти, только бы не видеть этого человека.

— Детей, говоришь. Пусть будет по-твоему. А это дерево… Хватит их на наш век… — развивал свою мысль Лавруха. — Была бы спина, дубинка всегда найдется. Ох, люди, люди, до чего же трудно с вами. Всяк в свою сторону гнет. Потому и руководить трудно.

— Чем же, по-твоему, плохи люди? — спросил Кондрат, скосив на Лавруху глаза. — Я не замечал.

— Не каждому такое дается. У меня, брат, глаз вострый. С одного маху узнаю сову по полету. Присмотрись, как они работают — через пень колоду. А коснется получать на трудодень, то давай побольше.

— Рыба гниет с головы, — глухо вставил Кондрат.

— На что намекаешь?

— На что намекаю, на то и намекаю!..

Бадейкин наклонился, нажал пальцами на носок сапога.

— Каши просит. Протоптал, по общественным делам бегая. Опять выкладывай рублик, а то и полтора. А трудодней за такое — фигу. Выкручивайся как знаешь!

— Хватит лазаря петь!.. — не выдержал Кондрат. — Нудный ты человек: народ плох, руководить трудно, плати ему за сапоги. Как только живешь?..

— Я что, я говорю правду. А ты…

Из деревни плыла песня. В голосе Кондрат угадывал тоску одинокой женщины. Вряд ли кроме него кто еще мог это понять… Покинул ее дорогой залетка и не едет, не подает весточки.

У Кондрата заныло под ложечкой. Он поспешно достал кисет, закурил. Но и это не помогло.

— Тоскует баба, — хихикнул Лавруха. — Ей бы хорошего мужичка. Было бы дело. С самой финской живет одна, как Тимоху убили. Натерпелась.

Кондрат угрюмо молчал.

— Ох, он и лупил ее! Небось и сейчас кости чуют, — не унимался Бадейкин. — Видать, не зря. Мужик был правильный, баловаться не давал. Да и от кулаков баба ласковее становится.

— На Палашке проверил? — ядовито подметил Кондрат.

— Палашка… Кому она нужна? Варька — другое дело. Не баба — ягодка. Любой польстится. А ты зря дремлешь. Все обижаешься? Не стерпела девка. Вот и…

— Не плюй в душу!.. — не удержался Кондрат.

— Ай, неправда? На твоем бы месте занялся скуки ради. Человек холостой — не женатый. — Лавруха пристально посмотрел в лицо Кондрата. — Ох, и убивается она по тебе.

— Откуда тебе знать?

— Вся деревня языки чешет. Аль ты правды не видишь? Займись, Романыч. Козырь верный. — Бадейкин плутовато подмигнул.

— Что же ты упускаешь такой момент? — ухмыльнулся Кондрат.

— Рад бы в рай, да связан, так сказать, по рукам и ногам семейными путами. А то, признаться, вспомнил бы старинку…

— Разве есть о чем? — Кондрат насторожился.

— Было дело, да вовремя остановился. Не по нутру она мне, Романыч. Языкаста больно.