Читаем Булавин полностью

— И в том кругу ево единомышленник Игнашка Некрасов просился у него, Кондрашки, з голудьбою для добычи на море на морских струшках. И тот вор ему, Игнашке, сказал: если губернатор Иван Андреевич Толстой из Азова пожитки Лукьяна Максимова и Ефрема Петрова не пришлет, то он, вор, с ним собрався (т. е. Булавин вместе с Некрасовым. — В. Б.), пойдет под Азов и под Троицкой и на море сам. А войско свое пошлет водяным и сухим путем.

Сообщают старшины азовскому губернатору и о посылке повстанческих войск на Хопер и Донец, куда «пришли великого государя ратные полки и городки разоряют и казаков рубят».

— И по тем ведомостям, — просят старшины-изменники, — добро бы полками к Черкаскому поспешить, чтоб оного вора с воровским ево собранием ис Черкаского не выпустить, дабы оный вор, вышед ис Черкаского, не прошел к украинным городам и воровства ево не умножилось.

Стало известно Толстому и о переписке Булавина с кубанцами-ногайцами и турками, донскими казаками-раскольниками. Он сообщает Петру о планах побега булавинцев на Кубань, о чем узнал не только из их «воровских писем», перехваченных в степи его агентами, но и из сообщений черкасских осведомителей:

— И по тем, государь, воровским ево письмам и по ведомостям из Черкаского от Василья Фролова с товарыщи, уведав я, что оный вор хочет из Черкаского с единомышленники своими бежать вскоре на Кубань, посылал я, раб твой, к Черкаскому для отгону воровских его конских табунов, чтоб оному вору бежать было не на чем.

Еще в конце мая к Толстому «прибежали» из Черкасска три казака. Губернатор принял их сам:

— С чем приехали, казаки? От кого?

— Приехали мы, господин губернатор, от донских старшин и казаков, которые с вором Булавиным не в соединении. А привезли к тебе просительные письма.

— О чем просите?

— Чтоб прислать к Черкаскому государевых ратных людей конных добрых.

— Сколько и для чего?

— Тысячи дне иди три. Когда те ратные люди присланы будут, тогда не токмо мы, но и те, которые с вором Булавиным в соединении, убоясь приходу государевых людей, ево, вора Булавина, выдадут.

— Где сейчас тот вор? Сколько с ним силы?

— Булавин ныне в Черкаском. А при нем единомышленников ево, воров, человек с 500 или немногим больше. Только многие от него бегут врознь по донским городкам в свои жилища, потому что, будучи при нем, чрез многое время испроелись.

— Корм им Булавин дает?

— Про то мы ни от кого не слыхали.

Трое беглецов-изменников довольно верно обрисовали положение в Черкасске, хотя, конечно, сгустили краски. Сообщили о бегстве от Булавина казаков из-за голода, но умолчали о тех новых людях, что приходили к нему в войско. Кроме того, войсковой атаман принимал меры для снабжения повстанцев хлебом из других донских городков. Но, во всяком случае, часть, и довольно значительная, черкасских жителей была недовольна, и их представители, из старшины и старожилых казаков, перебегали в Азов, просили помощи против Булавина. Один из них, «казак из старшины; а как зовут, — запамятовал», рассказывал в начале июня в московском Посольском приказе толмач Кузьма Оттоганов, только что приехавший из Азова, «объявил губернатору, что он от вора Булавина был держан за кораулом и скован и приговорен к смерти за то, что он был с войсковым атаманом Лукьяном Максимовым согласен. И для того он ис Черкаского ушел в Троецкой. И губернатор, взяв того казака к себе, распрашивал о донских ведомостях и о воре Булавине особо. А что тот казак в роспросе сказал, того он не ведает».

В разговоре же с толмачом тот казак подробно рассказал ему о майских событиях в Черкасске, нам уже известных.

В начале июня бегство казаков из Черкасска продолжается, в чем нельзя не видеть, среди прочего, и результаты работы старшин-изменников. Капитан Иван Семенов, присланный губернатором Толстым, докладывал Долгорукому:

— Ис Черкаского казаки от вора Булавина из-за караулу бегут и приходят в Азов на день человека по два и по три и больши.

— Для чево бегут? Из каких черкаских станиц? 

— Говорят, что быть с ним, вором, многие не хотят. Бегут из всех почти станиц. Только с ево сторону держатца Рыковские обе станицы. А паче же оттого бегут: опасаютца они в Черкаском твоего, князя Долгорукова, приходу.

— А Булавин?

— И сам Булавин о том твоем приходе имеет опасение. И чтоб ему, Булавину, о том приходу безвесну не быть, приказано от него, чтоб по всем дорогам и сакмам [30], жилыми и стенными местами, перестерегать твои, князя Долгорукова, письма. И буде хто с теми письмами переймет и к нему приведет, и он тем дает жалованье.

— Что мыслят казаки в Черкаском о Булавине? О том что слышал?

— Говорят те беглые казаки: хотя б один полк государевых ратных людей пришел к Азову, то, конечно, они, казаки, ево, Булавина, руками выдадут.

Острогожский посадский человек Федот Осьминин в конце июня рассказал на допросе полковнику Тевяшову:

— Был я по реке Дону до городка Тернового и слышал по городкам, что идет войско судами из Черкаского к Паншину городку.

— Для чего?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Афганистан. Честь имею!
Афганистан. Честь имею!

Новая книга доктора технических и кандидата военных наук полковника С.В.Баленко посвящена судьбам легендарных воинов — героев спецназа ГРУ.Одной из важных вех в истории спецназа ГРУ стала Афганская война, которая унесла жизни многих тысяч советских солдат. Отряды спецназовцев самоотверженно действовали в тылу врага, осуществляли разведку, в случае необходимости уничтожали командные пункты, ракетные установки, нарушали связь и энергоснабжение, разрушали транспортные коммуникации противника — выполняли самые сложные и опасные задания советского командования. Вначале это были отдельные отряды, а ближе к концу войны их объединили в две бригады, которые для конспирации назывались отдельными мотострелковыми батальонами.В этой книге рассказано о героях‑спецназовцах, которым не суждено было живыми вернуться на Родину. Но на ее страницах они предстают перед нами как живые. Мы можем всмотреться в их лица, прочесть письма, которые они писали родным, узнать о беспримерных подвигах, которые они совершили во имя своего воинского долга перед Родиной…

Сергей Викторович Баленко

Биографии и Мемуары
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное