Булавин

— Говорят: который есть государев хлебной запас в Паншине и на усть Хопра, и тот запас со всех городков казаки берут и готуют толчь [31]. А для чего тое толчь готуют, того я не слыхал.

— О Черкаском что говорят?

— Слушал, что из Черкаского ушло 10 человек казаков, в том числе бутто ушли дети атамана Лукьяна Максимова и иных стариков, которых показнили воры-булавинцы. И отогнали те утеклецы табун войсковой из-под Черкаского.

— Куда отогнали?

— Про то я не ведаю.

Те же вести сообщил Тевяшову строитель Донецкого монастыря Иона:

— Ведама тебе буди о всем, что ис Черкаского Фролов сын Василей пошел са многими козаками, с тумами [32], в Озов и угнал войсковой табун от Черкаского. 

Помимо Фролова, очень активную шпионскую работу вел Трофим Соколов, один из есаулов Булавина. Позднее Толстой специально просил царя наградить этого соглядатая и изменника:

— Всемилостивейший государь! Доношу Вашему величеству: донской казак Тимофей Соколов в бунт вора Булавина и ево единомышленников, будучи в Черкаском при оном воре Булавине есаулом, служил Вашему величеству радетельно и чинил в Азов ко мне всякие ведомости про их воровские злые замыслы.

Сложная обстановка в Черкасске, на Дону, предательская деятельность старшин-заговорщиков, колебания старожилого казачества, распыленность сил повстанцев, концентрация полков карателей диктуют Булавину меры и действия в зависимости от быстро меняющейся ситуации. То он шлет войска против карателей, для наступления в районе Изюмского и Харьковского полков, Тамбовско-Козловско-Воронежском крае, на Волге — в сторону Саратова и Астрахани. То уверяет царя и «полководцев» в верности, лояльности, рассылает грамоты своим атаманам, «чтоб отнюдь казаки и своевольцы на Русь под городы и на Волгу для разорения и на войска государевы войною не ходили», грозит ослушникам смертной казнью, присылает «розыщиков» для сыска их вины (нападения на государевы полки и города без его, Булавина, согласия). То направляет грамоты с воззваниями к голытьбе идти к нему для борьбы с царскими полками; к запорожцам и кубанцам — с призывами о помощи.

Помимо понятных тактических соображений — оттянуть время, удержать карателей от перехода в наступление, собрать дополнительные силы, заметно в действиях Булавина и другое — колебания в проведении своей линии, воздействие на него разнородных социальных сил, сословных групп и их интересов. Отсюда, при наличии явных успехов (создание большого повстанческого войска, взятие Черкасска, смена руководства Войска Донского, расширение восстания, победы над карателями), столь же заметны и явные, все нараставшие промахи: промедление с походом на Азов после захвата Черкасска, когда каратели не собрали еще достаточное количество полков; раздробление сил, рассылка из Черкасска наиболее способных и преданных атаманов; довольно терпимое отношение к старшине из «московской партии», вербующей все больше сторонников.

На одном из черкасских кругов, в конце мая или начале июня, против Булавина, снова говорившего «многие непристойные слова» (о борьбе с царскими войсками, походе на Москву), группа казаков верховых городков, несомненно, из числа «природных», старожилых, открыто угрожает ему:

— Ты много говоришь, а с повинной к великому государю не посылаешь.

— Посылал. И не раз, — ответил Булавин, — да без толку. Царевы воеводы наступают и нас бьют. И мы пойдем их бить и государевы городы разорять, бояр и прибыльщиков искоренять.

— У великого государя силы поболе твоей. А нас всех ты не перекуешь. Ныне нас в согласии много. Можем тебя и в кругу поимать.

«Природные», домовитые и их сторонники от тайных козней переходят к открытым угрозам. Булавин арестовал некоторых крикунов-изменников. Его личную охрану усилили — в караулах при нем стоит человек по 50 повстанцев. Более того — Булавин настоял на том, чтобы запретить вообще говорить о возможности повинной царю. Василий Фролов сообщил об этом в Азов:

— Да он же, Булавин, учинил в Черкаском заповедь под смертной казнью, чтоб никто про именование великого государя не вспоминал; а буде кто станет говорить, чтоб принесть великому государю повинную, и тех людей похваляетца казнить смертью.

«Заповедь» была оформлена, как решение войскового круга, возможно, того самого, на котором часть казаков угрожала Булавину «поиманием» и тем самым расправой. Это постановление, принятое по инициативе Булавина, в ходе борьбы на круге, ярко и недвусмысленно говорит о важнейшем, кардинальном моменте восстания — значительная часть его участников показала себя способной отойти от безусловной, беспредельной веры в «доброго царя», отказаться от верности, службы его священной особе. Подобное явление не так уж часто можно отметить для народных движений феодального времени.