Читаем Булавин полностью

Но вот в столицу приехала очередная донская станица — 14 человек во главе с Ефремом Петровым, тем самым, кто так верно служил Москве, стоял за полное подчинение ей Войска Донского. Черкасская старшина сделала удачный выбор, послав его для объяснений и предупреждения новых карательных акций, репрессий в ответ на расправы с Долгоруким. «Лехкая станица», как назвали делегацию казаков в Посольском приказе, явилась в начале ноября с отпиской от Войска Донского, и ее сразу же приняли тайных дел секретарь Петр Павлович Шафиров с товарищи. Шафиров быстро приступил к делу:

— Из которых мест ты отпущен к нам в Москву? От войскового атамана Лукьяна Максимова и всего Войска Донского или от походного войска? Если от походного, то от какого атамана?

— Отпущены мы, господин тайный секретарь, от войскового атамана и всего Войска Донского.

— А для чего тогда в отписке имени войскового атамана не написано и печать не войсковая?

— Посланы мы от Лукьяна Максимова и всего Войска Донского с реки Донца, с Усть-Айдарского городка, тому 12 дней, с тою войсковою отпискою, которую мы в Посольском приказе подали, и с ведомостью о походе Войска Донского на воров и изменников и бунтовщиков, казаков розных городков, которые по рекам Донцу и Айдару, и имянно Трехизбянского городка Кондрашку Булавина да Ново-Айдарского городка Ивашку Лоскута с товарыщи, которые полковника Долгорукого и при нем будучих офицеров и солдат побили. А имя войскового атамана не написано в отписке для того, что писарь в том походном войске был незаобычной; войсковой атаман честь и писать не умеет. Войсковой же писарь был оставлен в Черкаском. А печать у отписки войскового атамана перстневая, а не войсковая для того, что войсковую печать в походы не емлют, всегда оставляют с насекою при атамане, который в Черкаском остается.

— Кто был оставлен?

— Яким Филипов.

Далее Петров рассказал о пребывании Долгорукого в Черкасске, походе его отрядов за беглыми, о помощи им со стороны донской старшины. Подробно, со знанием дела, поскольку он сопровождал Долгорукого, Петров перечислил станицы, где побывали каратели, говорил об укрывательстве беглых, решительных действиях князя, разгроме его отряда в Шульгине-городке. Откровенно признался в бегстве своем и других старшин той памятной ночью:

— Мы, устрашась того, пометались на подводничьи лошади, верхами, без седел и побежали в степь все врознь и друг друга не сведали, кто куды побежал; а ночь была темная.

— А ты сам? — Шафиров проницательно, с усмешкой посмотрел на Ефрема. — Где был?

— Назавтрее дневал я в степи, в буераке. Ни в которой городок, боясь тех воров, не ездил. А в другую ночь съехался на дороге с товарищем своим с Никитою Алексеевым (Саламатой. — В. Б.). Приехали мы с ним в Старо-Айдарский городок.

Другие старшины, как сказал Петров, прятались по разным городкам. Только Григорий Матвеев лежал больной в Шульгином городке, когда его захватили восставшие. Шафирова это заинтересовало:

— Убили его воры и мятежники?

— Нет, не убили. Сам вор Булавин к нему приезжал и войсковые письма, которые у него были, все обрал, а ему ничего не учинил.

— Говорил что? Угрожал?

— Говорил, что напрасно убежали товарищи его Обросим Савельев и Иван Иванов. Никто бы их, мол, не тронул. Надобен мне, говорил Булавин, Ефрем Петров, с ним бы я повидался и поговорил. Запомнил бы мой разговор. Ну, ничего. Никуда не скроется, переметчик и лазутчик боярский!

— Что ты и Саламата делали в Старо-Айдарском городке?

— Мы писали в Черкаской и по всем городкам о по-биении Долгорукого и чтоб собирались все для сыску тех воров в Старо-Айдарский городок. И послали те письма с скорыми нарочными посылыцики.

— Собрались?

— Собрались из четырех городков казаки для походу на тех воров. Выбрали меня атаманом, Никиту Алексеева полковником.

— Что было дальше?

— В третий день по убиении полковничья выбрались мы за теми ворами в поход. Пошли вверх по Айдару. И, отшед от Старо-Айдарского городка верст с 15, с теми ворами, с Кондрашкою Булавиным с товарыщи, встретились на степи и, видя, что их, воров, больше нас, пристали у речки Айдара к лесу.

— Бой с ними учинили?

— То сделать было неможно. Те воры подъезжали к нам близко и говорили, что у них в собранье с тысячу казаков; а, по-видимому, знатно их было только с 400 человек. А с вашу сторону казаков было 190 человек. Те воры сказали, что идут они в Старо-Айдарский городок для того, что есть там некоторые офицеры; и Ефрем Петров там же; и чтоб их побить. И те офицеры и я с ними побежали в Черкаской.

Далее станичники подробно рассказали о преследовании булавинцев войском Максимова и Петрова, поражении повстанцев у Закотного городка, казнях, сожжении городков, участвовавших в движении на стороне Булавина.

— Ну, хорошо, атаман. Спасибо за вести, за отписку Войска Донского. Особо — за твою верную службу великому государю. Завтре пошлем с той отписки и с твоего допросу списки (копии. — В. Б.) к великому государю в военный поход в Посольскую походную канцелярию.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Афганистан. Честь имею!
Афганистан. Честь имею!

Новая книга доктора технических и кандидата военных наук полковника С.В.Баленко посвящена судьбам легендарных воинов — героев спецназа ГРУ.Одной из важных вех в истории спецназа ГРУ стала Афганская война, которая унесла жизни многих тысяч советских солдат. Отряды спецназовцев самоотверженно действовали в тылу врага, осуществляли разведку, в случае необходимости уничтожали командные пункты, ракетные установки, нарушали связь и энергоснабжение, разрушали транспортные коммуникации противника — выполняли самые сложные и опасные задания советского командования. Вначале это были отдельные отряды, а ближе к концу войны их объединили в две бригады, которые для конспирации назывались отдельными мотострелковыми батальонами.В этой книге рассказано о героях‑спецназовцах, которым не суждено было живыми вернуться на Родину. Но на ее страницах они предстают перед нами как живые. Мы можем всмотреться в их лица, прочесть письма, которые они писали родным, узнать о беспримерных подвигах, которые они совершили во имя своего воинского долга перед Родиной…

Сергей Викторович Баленко

Биографии и Мемуары
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное