Булавки и бабочки

—Так, сейчас в кардиологию, я там палату подготовил, — Сергей с усмешкой посмотрел на Максима, — ну что готов умереть сегодня?

—Я не умирать сюда пришел, а попытаться попасть в Междумирье, за Настей, — твердо ответил Максим, хотя у него прошел неприятный холодок по спине. «Ведь действительно придется умереть, пусть и не надолго», — подумал он, и судорожно сглотнул. Но представив Настю там, в палате интенсивной терапии, в прозрачных трубках, с капельницами, словно жалом, впившимися в руку, он отбросил сомнения. Он пойдет, а там будь что будет.

—Времени у тебя — всего две минуты, — быстро предупредил брат, — от момента остановки сердца я жду ровно две минуты, потом сразу применю дефибрилятор. Затем, если все будет в порядке, я выволоку тебя в коридор и позову на помощь.

—А как ты собираешься мне сердце остановить? — нервно спросил Максим, этот вопрос оказался для него очень неприятным от него словно веяло холодом смерти.

—Я вчера до ночи литературу просматривал и в Интернете копался. Есть такой препарат, вернее смесь разных препаратов, они на время блокируют функции дыхания. Но действуют очень короткое время. Главное дозу правильно подобрать. Здесь ошибиться нельзя, или совсем не будет эффекта, а повторно ее вводить нельзя или помрешь уже по настоящему, — говорил Сергей, выходя из лифта и идя по пустому коридору, — сюда, — он быстро отпер ключом какую-то дверь и буквально втолкнул туда Максима, потом посмотрел по сторонам, не заметил ли их кто и зашел сам.

Посреди палаты стоял узкий медицинский стол, рядом — стойка с приборами такими же проводами и трубками как у Насти, еще Максим заметил маску, похожую на респиратор.

—Куртку снимай и залезай на стол, — быстро приказал ему брат, — ботинки не трогай, — предупредил он, видя как Максим потянулся к шнуркам. Сам он в это время возился у другого столика, вскрывая ампулы. Некоторые из них были большие, но попадались и совсем маленькие.

—Тут как в операционной, — заметил Максим, снимая куртку и кидая ее на стул у двери.

—Это и есть операционная, — Сергей набирал лекарства из ампул в довольно большой шприц, вдруг он что-то вспомнил, — постой, сколько ты весишь?

—Не знаю, — честно признался Максим, он действительно давно не взвешивался.

—Ладно, — брат заметно нервничал, он оглядел его сидящим на столе и прикинул, — килограмм сорок пять наверно будет. Ты ложись и закатай рукава.

Максим тут же выполнил требование. Теперь над ним навис белый потолок, с огромной медицинской лампой, от этого и еще от страха его стало слегка мутить. «Нет, только не сейчас, надо собраться, вспомнить что-то хорошее», — думал он, мысленно перебирая в голове разные образы. Т только когда он представил небо с облаками, как куртку у Насти, ему стало легче. Брат меж тем стал застегивать ему ремни на ногах, поясе и руках, накрепко пристегивая к столу.

—А это зачем? — удивился Максим.

—На всякий случай, если судороги будут, ты не беспокойся, — постарался ободрить его брат. Связанным, а иначе это назвать было нельзя Максим чувствовал себя не очень хорошо. Брат стал подключать разные датчики, надел Максиму на палец какую-то резинку. И тут же включил один из приборов. Повернув голову Максим увидел как точка бежит по экрану и показывает его сердцебиение. Там же высвечивалась частота пульса и давление. «Совсем как в фильмах», — невольно подумал он. Сердце билось слишком часто. «Это от волнения», — понял Максим и глубоко вздохнув, постарался успокоится. Цифры, показывающие частоту пульса стали уменьшатся. Подошел брат со шприцем.

—Предупреждаю, будет неприятно и возможно больно, но не долго, секунды три от силы, — сейчас он с какой-то жалостью и сочувствием смотрел на Максима, потом тихо сказал, — слышь, Макс, ты почти взрослый. Все уже понимаешь, еще не поздно это отменить. Выйдет из комы эта твоя подружка, и все будет хорошо.

—Она не моя подружка, она моя одноклассница, — именно последние слова Сергея придали Максиму уверенность и помогли перебороть страх, — начинай! — коротко приказал он. Брат протер ватой со спиртом сгиб и воткнул в кожу иголку. Максим поморщился и отвернулся. Он терпеть не мог уколов, не из-за боли, а из мерзкого ощущения, когда железо входит в живую плоть.