Булгаков

Большую роль в трактовке ранней истории X. в романе "Мастер и Маргарита" сыграла пьеса Сергея Чевкина "Иешуа Ганоцри. Беспристрастное открытие истины" (1922). Разгромная рецензия поэта Сергея Городецкого (1884-1967) на эту пьесу, опубликованная в 1923 г. в журнале "Красная нива", была положена в основу разбора Берлиозом поэмы Бездомного об Иисусе Христе. Пьеса Чевкина имеет многочисленные параллели с ершалаимской частью "Мастера и Маргариты". В частности, из этого источника Булгаков почерпнул принцип отличной от евангельской транскрипции имен и географических названий. Этот принцип был изложен Чевкиным в послесловии под красноречивым заголовком "Заключительный вздох сожаления": "Все имена действующих лиц, а также все упоминаемые имена и события собраны по разным, но только научным источникам и, следовательно, в известном смысле, достоверны. Характеры действующих лиц развиты, конечно, произвольно, но в строгом соответствии с материалом, оставленным историей... Стремясь восстановить реалистическую основу, я, прежде всего, должен был восстановить реальные имена и принять поэтому подлинно иудейского Накдимона, а не греческого Никодима, Шаула, а не Павла или Савла и т. д.". Чевкин с огорчением отмечал, что обстоятельства не позволили ему написать для русских книгу, "какую написал для французов Ренан, а для немцев Штраус, но более близкую к истине", вещь типа таких произведений французских писателей, как "Саламбо" (1862) Гюстава Флобера (1821-1880) или "Таис" (1890) Анатоля Франса (Тибо) (1844-1924), "художественно-научный" роман, где можно было бы "вскрыть, наконец, подлинную жизнь раввина Иешуа, изумительно правдивые эпизоды из коей сверкают там и сям в канонических поэмах, в апокрифах, в Талмуде, у Цельса". Автор "Иешуа Ганоцри" хотел собрать "эти сверкающие жемчужины действительности" и восстановить по ним истину. Из всех своих предшественников Чевкин, как и Булгаков, наиболее высоко ставил Ф. В. Фаррара с его книгой "Жизнь Иисуса Христа", который "благодаря своему необъятному специальному образованию смог выслушать и другую сторону, т. е. Талмуд с его выкинутыми (из Евангелий. - Б. С.) местами".

В пьесе Чевкина транскрипируются в соответствии с реальным звучанием только древнееврейские личные имена и некоторые слова, а традиционные "Иерусалим" и "цезарь" оставлены без изменений. У Булгакова же греческое "Иерусалим" закономерно превратилось в древнееврейское "Ершалаим", а латинские "цезарь" и "центурион" стали "кесарем" и "кентурионом" в полном соответствии с произношением I в. н. э. В тексте пьесы "Иешуа Ганоцри" оставлены без перевода и пояснения некоторые древнееврейские и латинские слова - "шолом-алейхем", "атриум", "квирит" и др. С помощью такого приема Чевкин стремился передать языковый колорит эпохи и обозначить наречие, на котором говорит тот или иной персонаж. В "Мастере и Маргарите" многие подобные слова даны без перевода и пояснения - "претория", "синедрион", "когорта", но их значение вполне очевидно из контекста, да и сами эти термины достаточно широко известны. Булгаков избегает некоторых, по выражению Чевкина, "жупельных" слов вроде "ам-гаарец" или "шолом-алейхем". Читателям всегда понятно, на каком языке говорит в данный момент тот или иной персонаж ершалаимских сцен.

Пьеса Чевкина была насыщена просторечными выражениями. Например, привратник храма говорил, что Иешуа "начал с несколькими оборванцами из своей шайки громить продавцов священных предметов. В первой редакции "Мастера и Маргариты", датируемой 1929-1930 гг., стиль ершалаимских сцен был другой, отличный от строгого, чеканного стиля окончательного текста. Первые варианты древней части романа приближались к булгаковским сатирическим повестям и фельетонам 20-х годов. Здесь присутствовали и рассчитанные на комический эффект анахронизмы. Например, Понтий Пилат грозил Иосифу Каифе отправить в Рим "телеграмму" с жалобой, а Иешуа, говоря о добрых людях, неверно истолковавших его учение, отмечал, что они "в университетах не учились". В текст обильно вводились просторечные выражения, подчеркивающие очевидную условность происходящего в Ершалаиме. Так, освобожденный разбойник Вар-Равван радостно говорил Иешуа: "Замели тебя вовремя, Назарей", а Иешуа в ответ называл его "мой добрый бандит" (в пьесе Чевкина Иешуа именовал сотника Петрония "мой добрый воин").

Не исключено, что знакомство с "Иешуа Ганоцри" послужило дополнительным стимулом для Булгакова обратиться к труду Ф. В. Фаррара. Некоторые имена из пьесы, после проверки по первоисточникам, перешли в булгаковский роман. В частности. Иуда, сын Симона из Кериофа, стал Иудой из Кириафа (в ранних редакциях - Иуда из Кериота), а имя Иешуа Ганоцри осталось практически без изменений.