Булгаков

В "Мастере и Маргарите" обнаруживаются удивительные переклички и с книгой известного русского писателя, поэта и мыслителя Дмитрия Сергеевича Мережковского (1865-1941) "Иисус Неизвестный", вышедшей в Белграде в 1932 г. Как и Булгаков, Мережковский резко критиковал мифологическую теорию происхождения Христианства: "Что такое "мифомания"? Мнимонаучная форма религиозной ко Христу и христианству ненависти, как бы судороги человеческих внутренностей, извергающих это лекарство или яд. "Мир ненавидит Меня, потому что Я свидетельствую о нем, что дела его злы" (Ио. 7, 7). Вот почему, в самый канун злейшего дела мира - войны, мир Его возненавидел так, как еще никогда. И слишком понятно, что всюду, где только желали покончить с христианством, "научное открытие", что Христос - миф, принято было с таким восторгом, как будто этого только и ждали". В "Иисусе Неизвестном" построения мифологов характеризуются как попытка "украсть спасенный мир у Спасителя, совершить второе убийство Христа, злейшее: в первом, на Голгофе, - только тело Его убито, а в этом, втором, - душа и тело; в первом - только Иисус убит, а во втором - Иисус и Христос... Если бы попытка эта удалась, то все христианство - сама Церковь, Тело Христово рассыпалось бы, как съеденная молью одежда". В первой редакции "Мастера и Маргариты", создававшейся в 1929 г., "повторное" убийство Христа, которое совершают Берлиоз и Бездомный, утверждая, что его никогда не было на свете, иллюстрировалось и конкретным действием. Иванушка по наущению Воланда наступил на изображение Иисуса, сделанное на песке, за что был наказан сумасшествием. Мережковский в своей книге подчеркивал, что с момента гибели Христа и его Воскресения до 1932 г. прошло ровно 1900 лет, относя это событие к 31-32 гг. Именно такой промежуток времени между казнью Иешуа и современностью Булгаков обозначил в одном из самых ранних набросков романа, за три года до появления "Иисуса Неизвестного". Мережковский отмечал, что Евангелия от Матфея, Марка и Луки обозначают время проповеди Иисуса Христа от 4 до 6 месяцев, но считал, что в действительности эти месяцы заключали в себя двухлетний промежуток, о котором говорило Евангелие от Иоанна. Вместе с тем автор "Иисуса Неизвестного" отвергал мнение известного врача и мыслителя лауреата Нобелевской премии мира Альберта Швейцера (1875-1975), написавшего "Историю жизни Иисуса" (1921), что проповедь продолжалась всего лишь несколько недель. В "Мастере и Маргарите" с самого начала был отвергнут традиционный 33 г. и действие ершалаимских сцен отнесено к 29 г., что, вслед за Швейцером, сводило проповедническую деятельность Иешуа Га-Ноцри к неделям, а не к месяцам. Мережковский ренановскую "Жизнь Иисуса" называл "евангелием от Пилата" и стремился восстановить "Евангелие от Иисуса", которое описывало бы подлинный ход событий. Булгаков же древнюю часть "Мастера и Маргариты" писал как "евангелие от Воланда", так и назвав соответствующую главу в первой редакции романа. Было еще много совпадений, наверняка поразивших Булгакова при знакомстве с текстом "Иисуса Неизвестного". Оба писателя развивали тезис о сочувствии Пилата Иисусу, опираясь, в частности, на "Жизнь Иисуса" немецкого теолога, одного из основоположников мифологической школы Давида Фридриха Штрауса. Но ещё удивительнее следующее совпадение. Мережковский полагал, что во время допроса Иисуса у Пилата было скверное самочувствие "от погоды": "ломота в членах, тяжесть в голове и по всему телу то жар, то озноб". Это усиливает неприятное ощущение прокуратора, что "Иисусово дело - гнуснейшее" и боязнь, что его решение "по справедливости" вызовет донос иудейских первосвященников императору на Капри ("знал, каким опасным для него может быть донос об "оскорблении величества""). У Булгакова Пилат страдал жуткой головной болью ещё в самом первом варианте ершалаимских сцен, написанном в 1929 г. Только там она еще именуется не загадочным греческим словом гемикрания, а его более привычным французским эквивалентом - мигрень. Булгаковский Пилат, как и Пилат у Мережковского, ненавидит Иерусалим и иудеев. Такое совпадение не удивительно, ибо о подобном в отношении пятого прокуратора Иудеи сообщали все источники. Удивительнее другое. Мережковский, приводя данные римских историков о том, что Понтий Пилат покончил с собой, вскрыв вены в ванне с водой, высказал мысль, что прокуратор в тот момент, когда понял, что смертный приговор Иисусу неизбежен, увидел "страшную, как бы неземную, скуку, может быть ту самую, с какой будет смотреть Пилат на воду, мутнеющую от крови растворенных жил". Уже в первой редакции "Мастера и Маргариты" Пилат после отказа Каифы помиловать Иешуа "оглянулся, окинул взором мир и ужаснулся. Не было ни солнца, ни розовых роз, ни пальм. Плыла багровая гуща, а в ней, покачиваясь, нырял сам Пилат, видел зеленые водоросли в глазах и подумал: "Куда меня несет?.."" После этого прокуратор грозил первосвященнику грядущими несчастьями: "...Хлебнешь ты у меня, Каифа, хлебнет народ Ершалаимский не малую чашу". При этом прокуратор уверял собеседника, что подслушать их может "разве что дьявол с рогами... друг душевный всех религиозных изуверов, которые затравили великого философа..." Мережковский три года спустя писал: "Худшей стороной своей обращен Пилат к иудеям, и те - к нему: он для них - "пес необрезанный", "враг Божий и человеческий", а они для него - племя "прокаженных" или бесноватых. Править ими все равно, что гнездом ехидн. То же, что впоследствии будут чувствовать такие просвещенные и милосердные люди Рима, как Тит, Веспасиан и Траян, - желание истребить все иудейское племя, разорить дотла гнездо ехидн, разрушить Иерусалим так, чтобы не осталось в нем камня на камне, плугом пройти по тому месту и солью посыпать ту землю, где он стоял, чтобы на ней ничего не росло, - это, может быть, уже чувствовал Пилат". Булгаков же еще в 1929 г. сделал выписки из ренановского "Антихриста" о последнем походе Тита (39-81), закончившемся взятием Иерусалима в 70 г., которые использовал в последующих редакциях романа для конкретизации пилатовых угроз. Мережковский считал, что за ходом суда Синедриона и Пилата над Иисусом тайно наблюдал первосвященник Ганан (Анна), тесть Каифы и главный губитель Иисуса. У Булгакова же при допросе Иешуа Га-Ноцри и оглашении приговора тайно присутствует сам Воланд.