Булгаков

Возможно, что один афоризм Ш., сформулированный им в четвертой части книги "Афины и Иерусалим", повлиял на замысел "Мастера и Маргариты". Отметим, что этот афоризм был опубликован в 1930 г. в Париже в первой книге сборника "Числа" и в № 43 журнала "Современные записки". Он имеет порядковый номер XVII и название "Смысл истории". Вот текст данного афоризма: "От копеечной свечи Москва сгорела, а Распутин и Ленин - тоже копеечные свечи - сожгли всю Россию". По сохранившимся фрагментам редакции 1929 г. нельзя судить, предусматривался ли в финале пожар Дома Грибоедова (или "Шалаша Грибоедова", как именовался тогда писательский ресторан). Зато в одном из вариантов второй редакции, написанном в 1931 или в начале 1932 г., Иван Бездомный, называвшийся тогда то Покинутым, то Безродным, оказался после дебоша в ресторане в психиатрической лечебнице и, получив успокаивающий укол, "пророчески громко сказал:

- Ну, пусть погибнет красная столица, я в лето от Рождества Христова 1943-е все сделал, чтобы спасти ее! Но... но победил ты меня, сын гибели, и заточил меня, спасителя... - Он поднялся и вытянул руки, и глаза его стали мутны и неземной красоты.

- И увижу ее в огне пожаров, - продолжал Иван, - в дыму увижу безумных, бегущих по Бульварному кольцу...". В позднейших вариантах этой редакции были изображены грандиозные московские пожары с немалым числом жертв.

Только в окончательном тексте масштаб пожаров был уменьшен, и обошлись они без гибели людей. 1943 г. из варианта 1931 г. становится понятен в свете сохранившейся в булгаковском архиве записи:

"Нострадамус Михаил, род. 1503 г. Конец света 1943 г." Иван Бездомный как бы повторял пророчество М. Нострадамуса (1503-1566), знаменитого французского астролога и врача. Однако и суждение Ш. не было, очевидно, забыто. При появлении в "Шалаше Грибоедова" в этой, как и в последующей редакции романа, "Иванушка имел в руке зажженную церковную свечку". Большие пожары в Москве в ранних редакциях "Мастера и Маргариты", возможно, иллюстрировали уподобление Ш. революций вселенским пожарам. Г. Е. Распутин (Новых) (1872-1916), по мнению философа, во многом спровоцировал Февральскую революцию, а В. И. Ленин организовал Октябрьскую. У Булгакова Москву поджигают подручные Воланда, который одним из своих прототипов имеет Ленина.

Ш. в своих работах полемизировал с голландским философом Б. Спинозой (1632-1677), утверждавшим в "Богословско-политическом трактате" (1670), что тот, кто подвергает критике возможности человеческого разума, свершает Laesio majestatis, "оскорбление величества" разума. У Булгакова это латинское название сохранилось среди подготовительных материалов к "Мастеру и Маргарите". Понтий Пилат, инкриминирующий Иешуа Га-Ноцри нарушение закона "об оскорблении величества", может быть пародийно уподоблен Спинозе, не допускавшему никаких сомнений в величии разума. Прокуратор чувствует надрациональную, нравственную правоту Га-Ноцри, но боится принять ее, опасаясь доноса Иосифа Каифы и возмездия императора Тиберия (43 или 42 до н. э. - 37 н. э.), т. е. исходя из вполне рациональных оснований.

"ЮБИЛЕЙНОЕ ЗАСЕДАНИЕ", либретто шуточного приветствия коллектива Большого театра МХАТу в связи с 40-летием Художественного театра, написанное Булгаковым и разыгранное на сцене МХАТа 3 ноября 1938 г., в день юбилейных торжеств, причем Булгаков исполнял роль конферансье. Опубликовано: Мягков Б. С. Фельетоны М. Булгакова: Их герои и прототипы // Возвращенные имена русской литературы. Самара: Гос. Пед. Ин-т, 1994. Текст Ю. З. датирован автором 14 октября 1938 г. Е. С. Булгакова по поводу работы над текстом приветствия записала в дневнике 29 сентября 1939 г.: "...Вечером М. А.... пошел в дирекцию, где назначено совещание по поводу поздравления МХАТа с юбилеем". На следующий день Елена Сергеевна зафиксировала рассказ мужа об этом совещании: "...Он предложил сыграть какую-нибудь сцену из "Вишневого сада", чтобы певцы играли. Но никто не принял этого". В итоге Булгакову пришлось писать либретто Ю. З. с пародийно обыгранными цитатами из опер, ставившихся в Большом: "Бориса Годунова" П. Мусоргского, "Севильского цирюльника" Д. Россини, "Евгения Онегина" П. И. Чайковского, "Князя Игоря" А. П. Бородина, "Аиды" Д. Верди и "Поднятой целины" И. И. Дзержинского. Чеховский "Вишневый сад" остался лишь в реплике 2-го тенора: "Люблю я МХАТ! "Вишневый сад", ты не забыла, Люба? Ты помнишь? Дорогой, многоуважаемый шкаф, приветствую твое существование, которое, вот уже более сорока лет, было направлено к светлым идеалам добра и справедливости! Твой молчаливый призыв к плодотворной работе не ослабевал в течение сорока лет, поддерживал в поколениях нашего рода бодрость, веру в лучшее будущее и воспитывал в нас идеалы добра и общественного самосознания!"

По поводу нежелания оперных певцов выступить в роли драматических актеров конферансье (Булгаков) мягко иронизировал: "...Наше положение осложнено тем, что мы вследствие наших природных свойств, речи говорить не можем, а можем только петь..."