Булгаков и Маргарита, или История несчастной любви Мастера

Увы, восстановить эту историю в подробностях мне не дано, приходится дать волю и своей фантазии. По правде говоря, все созданные моим воображением мысли, чувства и поступки следовало бы однозначно приписать другим, никогда не существовавшим персонажам. Однако за выходящими из-под пера строками вновь вижу все те же узнаваемые лица — замечательного русского писателя и очаровательной молодой дамы из аристократической семьи.

А между тем вероятность описанных событий не столь уж мизерна, как может показаться. Более того, логически обоснована и подтверждается рядом косвенных свидетельств. Впрочем, каждый может интерпретировать подобные свидетельства по-своему. Ну, вот и я…

Декабрь 1917 года. Где-то под Смоленском

В комнате полумрак. Может показаться, что здесь никого нет, но это совсем не так. Потому что там, на кровати, под грудой скомканных простыней и одеял — это я. Ни рук, ни ног… Не видно даже головы. Но это точно я. Я это знаю.

Мне плохо. Очень плохо! Так плохо, как только может быть в том состоянии, в котором нахожусь… Кто сможет мне помочь? Я сам? Да что вы, это невозможно… Тася! Тася! Где ты? Ну, в самом деле, сколько еще можно ждать!.. Но вот я слышу ее быстрые шаги.

Тася — это моя несчастная жена. А я врач, обыкновенный сельский врач, богом забытый в этой деревенской глухомани.

— Я не буду больше приготовлять раствор. — Это говорит она.

Вот ведь как! Вместо того чтобы помочь, опять напрашивается на скандал. Я все же пытаюсь уговорить:

— Глупости, Тася. Что я, маленький, что ли?

— Не буду. Ты погибнешь.

— Пойми, что у меня болит в груди!

— Лечись.

— Где? У кого? Да кто меня здесь вылечит?

— Тогда уедем отсюда. Здесь ты пропадешь. Морфием не лечатся. — Потом, видимо, подумала и добавляет: — Простить себе не могу, что приготовила тогда вторую дозу.

— Да что я, наркоман, что ли? Что это тебе взбрело такое в голову? — Честно скажу, я возмущен ее предположением.

— Да, ты становишься морфинистом, — отвечает.

— Так не пойдешь? — Я чувствую, как во мне поднимается, вскипает злость.

— Нет!

Злость стала огромна, невероятно велика. Злость давит, она душит меня. Не в силах ей противостоять, я выхватил револьвер из ящика стола.

— Чего ты ждешь? Стреляй! — Тася удивительно спокойна. Я бы сказал, убийственно спокойна.

Стрелять или не стрелять?

— Себя ты все равно не спасешь, а для меня, наконец, закончится кошмар.

— Тогда я застрелю себя! Смотри! Ну, неужели тебе меня нисколечко не жалко?

— Стреляй…

Я подношу револьвер к виску и думаю: нажать на спусковой крючок или не стоит?

И тут только понимаю, что револьвер-то не заряжен.

— Ах ты дрянь! Ты даже уйти из жизни мне не позволяешь! Гнусная лицемерка! Обманщица!

Схватив револьвер за дуло, я бросаюсь на нее. Вот тут она и вправду испугалась. Мы боремся. Она оказывается сильнее меня… Изнемогаю… Устал… Сил никаких нет…

И вот я снова на кровати. А Тася здесь же, рядом, гладит меня рукой по голове:

— Бедненький мой! Ну, успокойся.

А как тут успокоишься, когда вся жизнь наперекосяк!

— Тася! Я так больше не могу. Я здесь погибну!

— Давай вернемся в Киев…

Надо признать, что у моей супруги редко, но все же возникают в голове кое-какие мысли. Я, даже несмотря на нынешнее свое состояние, готов их обсудить.

— И что нам делать в Киеве?

— Там твои близкие, там доктора. — Она все о своем, а я уже не могу слушать эти ее убогие советы, эти бабьи причитания.

— Зачем мне доктора? Я сам доктор!

— Не хочешь в Киев? Ну, тогда в Москву поедем. Добьешься перевода в другое место, если жить здесь совсем невмоготу.

Как же я сразу-то не догадался? Ведь она подсказывает выход. Все понимает, только виду не подает.

— Да… да! В Москву! Завтра же и поеду… — Странно, но я чувствую, что мне внезапно полегчало.

— А я?

Ну вот опять! Так вроде начинает хорошо, а потом снова переходит на банальности.

— Зачем тебе? Я вот насчет работы съезжу, договорюсь о переводе, зарплату получу, а уж тогда…

Плачет.

— Я знаю. Ты опять к ней. Зачем я только подсказала?

— Да что ты мелешь ерунду! При чем тут?.. — Разыгрываю возмущение, стараясь не смотреть в ее глаза.

— Это она тебя сгубила! Ты посмотри на свои руки, посмотри.

— Немного дрожат. И что? Это не мешает мне работать.

— Ты посмотри, они прозрачны. Кожа да кости… Взгляни на свое лицо… Ты погибаешь. И все из-за своей княгини. Она тебя довела…

Ну, что мне ей сказать, если я сам в себе не в силах разобраться?

— Успокойся. Спасибо морфию, он меня избавил от нее. Вместо нее — только морфий.

— Ах, боже мой! Что мне делать?

Вижу, что она смирилась. Неужели так любит? Или попросту привыкла? Я до сих пор не понимаю, зачем не ушла еще тогда… Клятва верности перед алтарем? Своеобразно понятый долг перед своим супругом? Ну что ж, у каждого своя судьба. Свой приговор.

Осень 1916 года