Булгаков и Маргарита, или История несчастной любви Мастера

Можно согласиться, если речь идет о культуре земледелия или, к примеру, об интеллектуальной собственности — имеются в виду произведения художников, поэтов, труды ученых… Если же это утверждение понимать гораздо шире, то убеждаешься в ином — там, где преобладает частная собственность на средства производства, увы, в погоне за прибылью нередко забывают не только о культуре. И тогда кто-то снова захочет повернуть колесо истории.

Пора бы уж нам возвратиться к судьбе Киры Алексеевны и ее семьи. Сестра Елена вместе с мужем, Александром Гедлундом, поручиком в отставке, обосновалась в Финляндии, получившей независимость. Кстати, отъезд их был вполне разумным решением, если учесть, что старший Гедлунд состоял членом финляндского сената. Видимо, там же, в Финляндии, после Октябрьского переворота оказались и другие его сыновья — вряд ли у них были намерения проливать кровь в борьбе с большевиками за ставшую им чужой Россию. Чужой Россия стала и для тех представителей аристократической элиты, которые эмигрировали во Францию.

Думаю, все согласятся, что тяжело жить вдали от родины, от милых сердцу городских усадеб и поместий, тех, что остались под Клином или на Орловщине. Но вот на что хотелось бы обратить внимание. Среди парижской клиентуры Евгения Карловича Фаберже, старшего сына основателя знаменитой фирмы, в 30 — 40-х годах были и Кира Алексеевна с мужем, и даже ее незамужняя тетка Маргарита Карловна. Был в этом списке и кое-кто из Мейендорфов, Шидловских, Шереметевых, Щербатовых, Куломзиных, с которыми позже породнилась семья Киры Алексеевны. Надо полагать, не так уж плохи были их дела, если хватало средств воспользоваться услугами известнейшего ювелира. Однако, скорее всего, речь шла не о покупке, а о продаже фамильных драгоценностей. Не исключено также, что обнищавшие аристократы надеялись вернуть себе те вещи, что были отданы на хранение Карлу Фаберже в 1918 году, когда в Петрограде начались грабежи и экспроприации. Говорят, что в сейфах дома ювелира под защитой швейцарской миссии, арендовавшей здание, было спрятано таких вещей на миллионы рублей. Впрочем, не помогли ни швейцарская миссия, ни норвежское посольство — многое было разворовано, но часть ценностей удалось распихать по тайникам, спрятать у доверенных лиц. На возвращение этих ценностей, возможно, и рассчитывали русские аристократы. Среди клиентов Фаберже не было только Левшиных, но о них пойдет особый разговор.

Надежда Дмитриевна Левшина вместе с многочисленной семьей после двух тяжких лет на острове Лемнос добралась до Франции. Жили в предместье Парижа, на отдых выезжали в Ниццу. Там были почти все ее знакомые: Дадиани, Татищевы, Орловы, Шереметевы, Трубецкие, Шаховские. Жизнь постепенно налаживалась, однако тех средств, которые удалось вывезти из России, надолго не хватило. Надо было перестраивать жизнь, искать работу. Надежда вышла замуж за Сергея Шидловского и вместе с ним в поисках лучшей доли отправилась во французскую колонию Марокко.

Младшая из Левшиных, Марина Дмитриевна, также не сидела сложа руки — став сестрой милосердия, вскоре вместе с мужем, графом Шереметевым, последовала за Надеждой. Петр Шереметев к тому времени приобрел специальность агротехника и намеревался использовать свои знания на полях Магриба, имея целью прежде всего обеспечить пропитание семье. Ему казалось, что в Африке, вдали от задыхавшейся от безработицы Европы, он сможет устроить свою жизнь. Да и русские эмигранты-парижане, с бесконечными разговорами о славном прошлом и наивными надеждами на возвращение в Россию, успели изрядно надоесть.

Туда же, в Марокко, перебралась и свекровь Марины Дмитриевны, баронесса Елена Мейендорф, — с этим семейством потомки Киры Алексеевны породнятся позже. Осенью 1924 года баронессе с детьми пришлось срочно покидать Москву — из дома на Воздвиженке, где они жили под охранной грамотой Ленина, их «попросили». Не задержались они и в прибалтийском имении Мейендорфов, в Кумне, там тоже было неспокойно. Вместе с четырьмя малыми детьми Елена Богдановна сначала приехала в Париж, а затем вслед за старшим сыном перебралась в Марокко.

В 20-х годах в Марокко собрались многие персонажи нашего рассказа. Увы, в Париже устроиться удалось не всем. Похоже, эта затея заранее была обречена на неудачу.

Надо признать, что для русских в Северной Африке было обширное поле приложения их сил. С установлением французского протектората над Марокко здесь стали внедряться самые современные технологии обработки земли, выращивания овощей и фруктов. Началось строительство новых предприятий. Муж Марины Дмитриевны работал в это время агентом по продаже сельскохозяйственных машин. Русские занимались бизнесом, открывали рестораны, строили морские порты, искали полезные ископаемые в пустыне. Вот что рассказывала об этом времени дочь Петра Шереметева и Марины Левшиной: