Булгаков и «Маргарита», или История несчастной любви «Мастера»

Среди иноверцев Петербурга немецкая община считалась наиболее влиятельной, что и немудрено, если учесть привязанности Петра I и Екатерины, пригласивших для обустройства Петербурга немалое число специалистов из Германии. Важную роль в жизни общины играла Петрикирхе — так называлась церковь Святых апостолов Павла и Петра. Первоначально лютеране собирались для молитвы в доме вице-адмирала Крюйса, а позже на территории его усадьбы была построена лютеранская кирха в виде креста из бревен. Церковь имела увенчанную шпилем башенку, однако колокольни не было, поэтому вместо привычного звона колоколов сигналом для прихожан служил подъем адмиральского штандарта на шпиле церкви.

Казалось бы, посетив напоследок памятные места Москвы и Петербуга начала прошлого, XX века, мы можем обратить свое внимание на более поздние года. Но дело в том, что судьба потомков Киры Алексеевны заставляет возвратиться назад. При этом не хотелось бы вас утомлять подробностями из родословных, так что придется верить на слово.

Петрикирхе, 1910-е гг.

Один из внуков княгини Киры Алексеевны женат был на Марии Дмитриевне из рода Левшиных. А сын ее тетки, Надежды Дмитриевны, в 1935 году женился на баронессе Анне Николаевне Мейендорф, дочери художника-иконописца. Впрочем, все это не важно, поскольку художником Николай Богданович, бывший полковник лейб-гвардии Конной артиллерии Его Величества, стал только в эмиграции — то ли по необходимости, то ли по велению души. В начале 1900-х годов он вместе со своими братьями посещал школу Карла Мая — кстати, там же учились и Николай Рерих с Александром Бенуа. И вот полученные навыки в живописи пригодились в годы грустного изгнания, на чужбине, когда пришлось ему в компании с другими выходцами из России расписывать православные храмы в Югославии. А в годы Второй мировой войны Николай Богданович вдруг оказался… Где же, как вы думаете? Увы, в печально знаменитом Русском корпусе, где защищал от нападения сербских партизан военные объекты и отражал атаки советских войск, наступавших на Балканы. Но это было уже в 1944 году. Замысловата судьба российского эмигранта — нередко от молитвы до выстрела оказывается один шаг.

Известно, что события, даже разнесенные во времени, бывают связаны между собой. Попробуем отыскать причины превращений бывшего полковника лейб-гвардии в том, что случилось на полвека раньше, — перелистаем записи, сделанные императорской рукой. И вот находим место в монаршем дневнике, где упомянут отец Николая Богдановича — барон Мейендорф, генерал-адъютант, состоявший при особе императора. Читаем записи за 1895 год:

«4-го января. Среда. Завтракали: Ксения, Сандро, д. Миша и Мейндорф (деж.)».

«16-го января. Понедельник. Завтракал Мейндорф (деж.)».

«30-го января. Понедельник. Завтракали Саша Козен и Мейндорф (деж.)».

Конечно, записи потрясают «содержательностью». Однако обращает на себя внимание не то, что царь ленится писать еще одну букву «е» в фамилии барона. Нет, дело тут в другом. По моему мнению, генерал на то и генерал, чтобы предвидеть ход событий в государстве. Так почему же не соизволил государю подсказать — за завтраком или на прогулке? Ведь завтракал-то не один раз! Глядишь, и не пришлось бы потомкам генерала бедствовать на чужбине и проливать напрасно кровь. Странные люди эти придворные сановники — воспитанные французом гувернером, окончившие привилегированный лицей или университет, увешанные регалиями и удостоенные высоких званий, — зачем учились они, если не смогли предвидеть? Предвидеть поражения, предугадать время, когда их сметут.