Булгаков. Мои воспоминания

Обычно ученые пишут скучновато (в основе этого, возможно, лежит заблуждение: чем скучнее, тем выглядит серьезней). И вдруг такой блеск – тонкую иронию сменяет юмор, юмор – психологические меткие характеристики и т. д. За примерами ходить недалеко.

Пишет ли он о стратегическом вмешательстве духа святого, который помогает Наполеону одерживать победу над всеми врагами, по утверждению католической церкви, или рассказывает о престарелом папе Римском Пие VII, которому Наполеон приказал явиться лично в Париж для своего коронования, а он негодует и раздражен, но ослушаться не смеет. Окружающие же утешают его историческими примерами, вплоть до Аттилы.

«От слова не станется, – Вильям Питт младший, не зная русского языка, всю свою жизнь руководствовался этой наиболее дипломатической из всех возможных русских поговорок».

«Стратегический талант Наполеона делал маршалов точнейшими исполнителями его воли и в то же время не убивал в них самостоятельности на поле сражения. И безграмотный рубака, добродушный Лефевр, и холодный, жестокий по натуре аристократ Даву, и лихой кавалерист Мюрат, и картограф-оператор Бертье – все они были недюжинными тактиками, обладавшими большой инициативой. Храбрецы Ней или Лани в этом отношении ничуть не уступали хитрому, рассудительному Бернадотту, или методическому Массена, или сухому, сдержанному Мармону».

Блестки остроумия рассыпаны буквально по всей книге…

Наши беседы у моего стола в редакции носили все более дружеский характер. К ним присоединялась иногда Наталья Алексеевна Озерская, ответственный секретарь редакции ЖЗЛ, человек воспитанный, умный и доброжелательный. Семья Евгения Викторовича – жена Ольга Григорьевна и сестра Мария Викторовна еще жили в Ленинграде. Евгений Викторович приезжал в Москву, останавливался в гостинице «Метрополь», и все же как-то летом я получила приглашение прийти познакомиться с обеими – сестрой и женой Евгения Викторовича. Они остановились у Маргариты Николаевны Зелениной, дочери M. Н. Ермоловой, в квартире этой знаменитой актрисы.

В 1936 году вышел «Наполеон» и имел шумный успех: о нем много говорили. Конечно, жаль, что полиграфические возможности того времени были ограничены. Бумага была среднего качества, но все же книжка вышла с фронтисписным портретом (гравировала художница А. Критская). От каких бы то ни было иллюстраций Евгений Викторович категорически отказался.

Понемногу мы ближе познакомились с Ольгой Григорьевной Тарле. Была она молчалива, сдержанна, но наблюдательна. Ее замечания и характеристики зачастую попадали «не в бровь, а в глаз». Говорила она очень тихо, «мяукала», по выражению Евгения Викторовича. Зная, что я владею французским языком, она просила меня читать ей вслух – у нее было плохое зрение. Приходили к ней и другие лектрисы, с курсов иностранных языков, но они все подражали французскому акценту, чего Ольга Григорьевна терпеть не могла, называла это кривляньем. Я читала честно, как меня учили, без подражания.

Иногда я сопровождала ее в театр или в цирк (мы обе любили изредка доставить себе это развлечение). Евгений Викторович считал, по-моему, посещение цирка проявлением некоторого авантюризма. Не представляю себе, как можно было бы заманить его в цирк, разве только доставить под наркозом.

Мария Викторовна была полной противоположностью Ольги Григорьевны: любила поговорить, умела вызвать собеседника на психологический разговор и на откровенность, но вместе с тем умела и слушать – качество редкое в людях. Про нее можно сказать – «ловец человеческих душ». Евгений Викторович всегда находился между двух огней – между женой и сестрой, но никогда не обсуждал ни ту, ни другую. Он никогда не говорил о своих многочисленных званиях, не перечислял названий иностранных институтов, членом которых был избран, никогда не говорил о количестве своих трудов.

Никогда не рассказывал и никогда не упоминал о годах ссылки.

Также никогда не упоминал он о сыне, умершем в самом раннем детстве. Но хорошо умел разговаривать с мальчиками, называл их «мальчишечками» и увлекательно рассказывал им о звездах и планетах. Я сама слышала, как в Казани хозяйский мальчик спрашивал: «А Альдебаран большой?»

Евгений Викторович увлекался астрономией и астронавтикой.

До создания первого в истории человечества искусственного спутника Земли (1957) не дожил он всего каких-нибудь двух лет – и не приобщился ко всем дальнейшим ошеломительным успехам завоевания космоса. Воображаю, как бы его взволновало то, что люди добрались до Луны, до недостижимой, недоступной, тысячи тысяч раз воспетой Селены.

Была еще одна запретная тема в доме Тарле – болезни. Здесь Евгений Викторович высказывался совершенно определенно: «Допустим, человек пришел ко мне доверчиво в гости, скажем, побеседовать о литературе, а я ему вывалю все свои немочи. Это же типичное abus de confiance – злоупотребление доверием». Даже последние месяцы жизни, когда он страдал сердечной аритмией, он не говорил о болезни. Джентльменская деликатная закваска: не загружать другого человека своими невзгодами, не отягощать психику собеседника.