В кемпинге было еще много легковых автомашин. Они стояли в заездах около палаток. Палатки были разноцветными и напоминали флажки на веревке. Были врыты столбы, а вокруг них подковой - скамейки. Тоже разноцветные.
Ладя никогда не бывал в кемпингах. Здесь было как-то особенно оживленно - кто спешил в душ с перекинутым через плечо полотенцем, кто нес кастрюлю или чайник в летнюю кухню, сделанную под навесом, кто возился с машиной, и около него стояли добровольные консультанты и советчики, кто, разложив прямо на палатке, сушил белье.
Арчи немедленно отправился знакомиться. Он-то прекрасно знал, что такое кемпинг.
- Товарищи, через тридцать минут соберемся на ужин, - объявил Аркадий Михайлович.
Санди спросила Ладю, как он после первого большого перегона - не устал?
- Все в порядке, - сказал Ладька. - Зверей своих сейчас накормлю.
- Ты не сердишься, что у тебя "Тутмос"?
- Что вы! Лимузин, о котором я мечтал. И главное, звери настоящие.
- Сердишься, - сказала Санди.
- Да нет же, право. Что вы... - Ладьке нравилось говорить "вы" Санди и ее пуделю Арчибальду.
- Я люблю, когда люди смеются.
- Я тоже.
- Улыбнись.
Ладя улыбнулся.
- Громче, - потребовала Санди.
Ладька засмеялся, совсем по-настоящему.
- А ты знаешь, кто был праотцом клоунов? - спросила Санди.
- Нет.
- Аристофан.
- В Греции все есть, - сказал Ладя.
Санди убежала помогать готовить ужин. Эти совместные ужины были ритуалом. Ладя потом узнал. Все собирались, ели и обсуждали прошедший день, потому что наконец все были вместе и никуда не спешили.
Ладька накормил Борю, Енота Егорыча и насыпал зерен голубям и "машинистам". Вышел за ворота кемпинга. Большой луг, а на нем стога сена. У Ладьки затекли ноги, он решил пробежаться до первого стога.
Он упал на сено, и его обдало запахом лета, вечернего солнца. Приятно ныли руки и плечи, как после хорошей работы. Он проехал триста восемьдесят километров, и ему казалось, что вся дорога была в нем, каждый километр. Ощущал ее мышцами плеч и рук. Было приятно, потому что дорога привела его на этот луг, к этому стогу сена, и Ладька лежал радостно-усталый и слушал, как в нем еще звучала дорога. У нее была своя мелодия, Ладька в этом не сомневался. Дорога не просто двигалась навстречу, она что-то отдавала человеку, который двигался по ней. Он лежал и слушал, как это звучит.
Прибежал Арчи. Наступил Ладе на грудь и заглянул в лицо. Ладя повалил его рядом с собой в сено.
- Привет, бульдог.
Арчи весело залаял, и тут появилась Санди.
- Куда ты пропал? Все беспокоятся. Новый сотрудник.
- И пропасть нельзя?
- Нельзя. Дисциплина.
- А мне нужна свобода. Я ее певец и выразитель!
- Немедленно вылазь из этого сена, выразитель. Мы ждем тебя ужинать!
Ладя поднялся и пошел вслед за Санди. Что тебя ждут, было приятно. Даже очень приятно, но Ладе не хотелось, чтобы это заметила Санди. Он вообще не хотел, чтобы кто-нибудь когда-нибудь знал, как он дорожит простым человеческим вниманием. Дома Ладю никогда не ждали - брат был в экспедициях, то в одной, то в другой, а соседка только следила, чтобы он ел, все остальное не имело значения.
Родных Ладька плохо помнил - они погибли при землетрясении в Средней Азии. Отца меньше помнил, мать - больше. Ладя остался с братом. Жили они трудно, и это было долго, пока брат наконец не закончил институт. Скрипка в руках у Ладьки оказалась случайно: зашли они с братом в комиссионный музыкальный магазин, и Ладька сказал: "Купи скрипку". Брат купил за пять рублей. После гибели родителей это была первая Ладькина просьба к брату. А если купили скрипку, значит, надо на ней играть. А если ты начал играть на скрипке, то иди и поступай в музыкальную школу. Брат отвел Ладьку в музыкальную школу, и Ладька, на удивление брату и самому себе, в школу поступил. У Санди есть отец и мать, и это самое лучшее, что может быть у человека на всем белом свете. Ладька так считает. Но он об этом тоже никогда никому ничего не говорит.
Санди по-прежнему шла впереди. На ней было белое платье. Вдруг оно стало красным. Ладя даже не заметил, как это случилось; просто взглянул на Санди, и на ней было уже красное платье, а волосы - розовые.
- Репетируешь? - Он забыл сказать ей "вы" от удивления.
Санди ничего не ответила, шла себе как ни в чем не бывало.
Платье Санди засветилось синим, все сразу, будто покрылось фосфором. Уже вечерело, и платье в сумерках стало очень эффектным. У Арчибальда в зубах появились такие же синие перчатки.
- Аристофаны! - засмеялся Ладька. - Черти полосатые!
Утром снова длинный караван, и снова Ладя за рулем. Дорога, встречные машины - тактовая черта, конец тактовой черты, - басовые ключи автобусов, велосипедисты с граблями и удочками, мосты через реки, шлагбаумы и будки путевых обходчиков, заросшие цветами до самых окон, и облака на небе. Дует ветер, они плывут, куда дует ветер.