Бульвар рядом с улицей Гоголя

«Сегодня мы все стоим перед выбором, на какие ценности опираться, за какими лидерами двигаться, и самое страшное, что выбора как такового нет. Нам всем тяжело. Это судьбоносное время, время морального падения человечества в своих же глазах. Но род людской переживал и не такие бедствия. Я уверен, что мы можем сплотиться, приняв самые радикальные меры по восстановлению доверия к самим себе. Решение, под которым подписались лидеры всех без исключения стран, вступает в силу с этой минуты. Призываем добровольно сдать все имеющиеся на руках устройства с доступом в интернет с накопителями свыше 64 килобайт. Отводятся сутки на добровольное решение, по истечении суток устройства будут изыматься принудительно. Мы верим, что после ликвидации LoLa мы научимся жить и верить. Пускай на это потребуется время, но время сейчас — наш единственный союзник».

Катя выключила телевизор и вернулась к ноутбуку. Кликнула по фотографии Глеба. Профиль не загрузился. Браузер попросил подключение к интернету. Катя вздрогнула от требовательного стука в дверь. На пороге наряд полиции в бронежилетах, касках и с автоматами.

— Катерина Михайловна Климова? — спросил один из полицейских.

— Да, — ответила Катя.

— Сдайте все имеющиеся смартфоны, ноутбуки, планшеты и компьютеры.

— Да, конечно, проходите. Я думала, у меня еще сутки есть.

— Это вынужденная мера.

Катя слышала, как в подъезде к соседям стучат в двери другие наряды полиции и говорят соседям то же, что и Кате, как под копирку.

Когда полиция ушла, Катя прислушалась к себе и вместо беспокойства почувствовала умиротворение. Вернулся Глеб. Он был немного растерян, словно у него отобрали любимую игрушку.

— Полиция? — спросила Катя.

— Ага, забрали телефон.

— Заходили. Здесь тоже всё забрали.

Глеб смотрел на Катю, словно пытался понять по глазам, смотрела она его профиль в LoLa или нет.

Катя подошла к Глебу, обняла и спросила:

— Ты мне веришь?

— Верю, — ответил Глеб и с облегчением выдохнул.

Я — любовь

В этот раз я почти дожил до сорока. Я сидел в ожидании пиццы. Почему-то решил, что, если хоть раз дотяну до этих лет, куплю огромную «маргариту». Оставалось пятнадцать минут до пиццы и тридцать минут до дня рождения.

Она стояла у кассы. Заказывала суши. Я сразу узнал эту дамочку. Три года назад я нашел для нее любовь всей жизни.

— На сколько персон приборы? — спросил кассир.

— На одну, — ответила дамочка и разрыдалась. Она плакала как ребенок. Навзрыд. Захлебываясь.

— Ваша пицца готова, — сказали мне.

— Да иди ты! — заорал я и выскочил на улицу.

Как же так? Уж в этих двоих я был уверен. Почему они расстались? Тридцать минут, тридцать минут, всего тридцать минут.

Пришел домой. Лег на кровать и закрыл глаза. Знаю, что, когда открою, уже будет утро. Обязательно солнце.

Сначала все окрасится в красный. Затем сильно кольнет в груди слева. Я начну задыхаться, и через несколько секунд меня на части разорвет боль. Это будет такая боль, которую ни с чем не сравнить. Хотя почему, сравнить можно: когда в глотку заливают расплавленный свинец. Помню в деталях, потому что буду проходить через это в черт его знает который раз.

Люблю читать про себя мифы. Особенно нравятся те, где я в образе пацана с крыльями, луком и стрелами. Было дело, лет триста назад я поддался на эту провокацию и выстрелил мужику в сердце. Насмерть. Тот даже ойкнуть не успел. Больше не экспериментирую.

Если дотяну до сорока, боли не будет. Не будет мучительного перерождения. Прожив столько лет, я понял, что счастье — это отсутствие боли. Если бы еще люди мне это позволили. Всего-то и нужно — любить друг друга до конца. Как долбаные дельфины. С ними у меня проблем не возникает. Если за сорок лет все полюбившие друг друга не разлюбят, моя боль закончится. Почему люди не дельфины?

Но пока я добился только того, что у людей появилась традиция не праздновать сорокалетие. Сказал одному мужику лет двести назад, что не буду праздновать, так и повелось.

Иногда отчаиваюсь и откровенно издеваюсь над людьми. Моя маленькая месть: специально нахожу для них тех, кто не ответит взаимностью, или подбираю совершенно неподходящего человека. И наблюдаю. Жестоко?

Когда приступ боли закончился, я подошел к зеркалу, словно ожидал увидеть что-то новое. А там всегда одно и то же. Мне снова на вид лет двадцать. Впереди сорок лет. Меня зовут Виктор. Живу в Москве в Чертаново. У меня есть черный кот по имени Кот. Я — любовь. Не люблю готовить. Питаюсь фастфудом. В основном в «Теремке», потому что жутко люблю блины с красной рыбой и потому что там можно встретиться с Викой. Смерть любит блины со сгущенкой.

Вика не ходит в балахоне с косой на плече. Она носит узкие джинсы, кроссовки New Balance и красную толстовку с Губкой Бобом на спине. Очень красивая барышня. Главное, не думать про ее работу.

Я зашел в «Теремок». Взял блинчик, кофе и сел за столик в углу. Через пять минут пришла Вика. Села напротив и молчала, пока не умяла первый блин со сгущенкой. Перед ней было еще четыре таких.

— Радуешься, наверное, что не сможешь растолстеть? — спросил я.