Бульварное чтиво

Три дня Николай Гурьянович не выползал из дома. Желая убить в себе лень и бескультурье, он чуть было не повесился, но вовремя вспомнил о Фейербахе. Тот определял цель жизни просто: «Жизнь дана человеку для того, чтобы убивать время». Шевцов пошел дальше: «Если мы не будем убивать время, оно убьет нас!» Закатав рукава, он взялся за «мокрое дело»: стал читать прессу. Сначала он перебрал всю классическую литературу жены: телефонные справочники, толстенные иллюстрированные каталоги магазинов и глянцевые журналы. Потом набросился на прессу: «Ученые из США готовы повторить эксперимент Франкенштейна». «Сильные ноги спасают мозг от старости». «Для защиты от болезней сердца нужно усиленно качать мышцы». Ссора с женой серьёзно повысила коэффициент интеллекта Шевцова, Николай Гурьянович стал гораздо эрудированнее, чем до пьянки. Самое интригующее он почерпнул в журнале «Вокруг Вита»: «Египет может стать страной, официально узаконившей «моральное» труположество: представители исламистского парламентского большинства внесли законопроект, дающий мужчинам право заниматься сексом с собственной женой в первые шесть часов после смерти супруги». «Вот это да! Вот это прогресс! Тут с живой никак не получается, а они хотят… Больше в Египет — ни ногой! Вдруг во время отдыха гражданка М. утонет или умрёт от теплового удара? Что тогда? Надо выбросить «Вокруг Вита» раньше, чем она его прочтёт», — решил Николай Гурьянович и спрятал журнал под диван.

«Господи, в какую клоаку засасывает мир? — размышлял он в тот день, — Сексуальные меньшинства незаметно стали большинством. Без стеснения однополые любовники маршируют по планете. Потерянное поколение с радужным нимбом!» На другой день одна студентка спросила его, как Шевцов относится к геям? Николай Гурьянович прямолинейно ответил:

— Презираю! А вот к зоофилам, фетишистам и онанистам отношусь с пониманием. Ещё египтяне вызывают уважение отсутствием брезгливости. Надо уважать чужие слабости! «Мы в ответе за тех, кого поимели!» — говорил Сент-Экзюпери. «Мы онанисты — народ плечистый!» — уверял Маяковский.

Студентка не оценила юмора и решила, что Шевцов издевается. Впрочем, бог с ней, не оценила и не надо. Короткая стрижка и сбитые костяшки на кулаках указывали на её ориентацию. «Чтобы до конца избавиться от женского начала, ей необходимо сделать клитородектомию, практикующуюся в странах Азии и Африки, и вдогонку накачаться анаболическими стероидами, — подумал Шевцов, но ничего не сказал. — Вот и Гройсман покатился по наклонной. Начал со старух, закончит трупами, как презираемые им дети фараонов. Останусь я один-одинешенек, всеми непонятый и игнорируемый. Один в поле — не воин, но я буду сражаться! Уеду на Кавказ, стану абреком. В горах ещё в цене честь и мужское достоинство».

В том году Первомай совпал с Пасхой, бывает же такое чудо! Пролетарии всех стран хлестали водку, заедали крашеными яйцами и обсуждали международную обстановку. Всё нормально, всё интеллигентно... В Белоруссии дела обстояли веселее. Сорокапятилетнюю жительницу Бобруйска увезли на скорой прямо из-за праздничного стола. Муж нашел у себя в тарелке волос, разнервничался и снял скальп с неопрятной жены-поварихи. Вот такой бобруйский Оцеола! Но так как дело происходило на Пасху, женщина выжила, воскресла, подобно Христу. Заявлять в полицию она отказалась, сочла это предательством по отношению к брезгливому, но обожаемому супругу. С любителем необычных охотничьих трофеев женщина находилась в браке уже тринадцать лет. Сама цифра намекала на то, что в вигваме назревала беда. Пусть и дальше живут в мире и покое белорусские индейцы! Лет через пять Оцеола отрежет своей скво уши или выдернет клыки, повесит их на шею и будет хвастаться перед друзьями. К серебряной свадьбе сделает из супруги чучело с медным подносом и поставит в прихожей. Таковы современные нравы у бобруйских аборигенов.

После прочитанных криминальных сводок ехать на Кавказ Шевцов передумал: не та культура, обычаи... «Лучше сниму скальп с гражданки М. и дёрну в Белоруссию. Сделаю шалаш в Беловежской пуще, буду охотиться на зубров. Я не Ленин в Разливе, конспирации не обучен. Меня обязательно поймают и посадят в каталажку. Допросы с пристрастием, камера с татуированными папуасами, отравление баландой», — так думал Николай Гурьянович, и в его глазах сверкали слезы.

III

Работать не хотелось. На кафедре Шевцов умело симулировал сердечные колики и сбежал домой. Там его поджидало удивительное шоу. Гражданка М. по телефону развлекалась игрой в порочность. Врожденная пошлость не давала ей покоя.