Булыжник под сердцем

– Извини, Лили, это неприятно. Типа, неохота тебя расстраивать. Но ты должна знать – иначе не поймешь, что наша бедная детка пережила. Видишь ли, когда они оставались вдвоем, он заставлял ее сосать. А потом стал ее трахать. На полную катушку. И спереди, и сзади. Как угодно. Связывал ее, ссал на нее, кончал на нее, втирал ей молофью в лицо и все такое. Бедная девка. Господи боже, бедная, одинокая беспомощная девка! Что он с ней только не вытворял. А потом показывал книжки с порно, где мучают разных баб, и говорил – с тобой будет то же самое, если проболтаешься. Если кому скажешь – я их убью. А потом тебя и себя. Да и кто поверит такой грязной твари, как ты? Ты дерьмо. Даже твои мама и папа не могут рядом с тобой находиться. Но я – я люблю тебя, моя грязная тайная любовь. Верно, Джейми? Ты мой маленький секрет. Блядь, блядь… Когда мы встретились, все уже закончилось – ей исполнилось одиннадцать. Слишком старая для него. Он заявил, что она грязная и отвратительная, и он ее больше не любит – видишь ли, у нее месячные начались. Дядюшка сказал, это – кара господня за то, что она, типа, его совратила и трахалась с ним. Так-то. Знал, что он в шоколаде. Она ни слова никому сказать не могла. Бабка Джерри бы все равно не поверила, да и Джейми боялась, что дядюшка Тед бабушку убьет. А мамаша с папашей – можно и не думать. У них на дядюшке, типа, свет клином сошелся. Джейми рассказывала, самое отвратительное – это когда предки сажали ее к дядюшке на колени и заставляли поцеловать. А если она, типа, не радовалась, говорили, «какая грубая, неблагодарная девочка». Или «дядюшка Тед любит ее всем сердцем». И Джейми думала, они все знают, но им так противно, что они об этом не говорят. Как про туалет и все такое. Типа, это неприлично.

В глазах у него блестели слезы – и это у мужчины, которого весь городок считал крутым. Он мог плакать – нет, скорбеть – по этому пропащему ребенку. Я глянула на Моджо. Он откинулся в кресле. В одной руке болтается сигарета, огонек пугающе близко к коже, второй рукой прикрыты глаза. Да, мне бы тоже не хотелось такое увидеть. Гейб отхлебнул остывшего чая и вновь заговорил:

– А потом Тед покончил с собой. На ее тринадцатилетие. Повесился в гараже. Она думала, это ее вина – ее близкие умирают, потому что она такая грязная. Думаю, просто кто-то узнал, чем он занимается, и стал угрожать. Конечно, пошли слухи, но их быстро замяли. Типа, Илкли, приличное общество – ну, сама понимаешь. В приличном обществе такого не случается… Я с ней познакомился через полгода. И пару лет спустя она рассказала мне про Теда. Выдала, что нам нельзя встречаться, потому что она проклята. Вот именно так: «Я проклята, Гейб». Я прижал ее к стенке и вытряс из нее правду – она дрожала и плакала, как побитая собака. Я и не представлял, что могу так злиться. Я готов был взорваться. Наверное, тогда я перестал быть ребенком – мне было шестнадцать. Да, я всегда думал, что у Джейми серьезные проблемы – она вела себя как чумовая: пила, кололась, трахалась с кем попало. Пить начала в четырнадцать, потом наркота и парни. Образцовый неблагополучный ребенок. Не помню, сколько раз я ее из передряг вытаскивал. В общем, там явно было что-то наперекосяк. Я думал, это потому, что у нее родители полные отморозки… Им она сначала ничего не рассказывала. Но потом, типа, прочитала статью в женском журнала о насилии над детьми. Поняла, что она не одна такая. Там писали, нужно говорить родителям и, типа, не молчать. Так она, бедолага, и сделала. Они взбеленились, уроды. Начали вопить и орать. Типа, она порочит имя дядюшки Теда, который ее «обожал». Типа, пытается привлечь к себе внимание. Типа, у нее с головой не в порядке. Типа, она испорченная врунья, и шлюха, и потаскуха, и всегда такой была. Позор семьи. Как они ее так воспитали? Ей же оплачивали лучшую школу и то-се. По полной программе. В общем, они ее вышвырнули. О да: «Она написала только „прощай“» [22]. Из своего, блядь, красивого дома, из своей красивой жизни. Уебки.

Злость Гейба казалась почти осязаемой, густой и черной. Кулаки стиснуты, на смуглой коже белели костяшки.