Бумажная девушка

Это был популярный бар, в котором собрались почти одни только мужчины. Место было битком забито, атмосфера была праздничной. Текила текла ручьем, старая стереосистема обрушивала на посетителей мощный рок. С подносом, уставленным бутылками, официантка переходила от столика к столику, чтобы подать спиртное. За стойкой тщедушный попугай забавлял публику, тогда как барменша – завсегдатаи называли ее Паломой – изображала из себя секс-бомбу, принимая заказы. Я заказал пиво, и она подала мне «Корону» с четвертушкой лимона, вставленной в горлышко. Я обвел взглядом зал. Он был украшен деревянными ширмами из раскрашенного дерева, чем-то напоминавшими искусство майя. На стенах висели старые фотографии из вестернов, соседствуя с плакатами местной футбольной команды.

Билли сидела в глубине зала за столиком с двумя здоровяками, которые поигрывали мускулами и громко шутили. С пивом в руке я подошел к этой компании. Билли меня заметила, но предпочла проигнорировать. Увидев ее расширенные зрачки, я догадался, что она уже пропустила несколько стаканчиков. Я знал слабости этой молодой женщины: она не умела пить. Знал я и парней такого сорта, и их жалкую тактику: эти парни не изобрели машину, чтобы сгибать бананы, но они обладали настоящим инстинктом, который помогал им находить женщин достаточно уязвимых, готовых стать их добычей.

– Идемте, я отведу вас в отель.

– Оставьте меня в покое! Вы не мой отец и не мой муж. Я предложила вам пойти со мной, а вы плюнули мне в лицо.

Билли пожала плечами и окунула тортилью в чашку с соусом гуакамоле.

– Идемте, хватит ребячиться. Вы плохо переносите спиртное, и вы об этом знаете.

– Я отлично переношу спиртное. – Она с вызовом схватила бутылку текилы, возвышавшуюся в центре стола, чтобы налить себе еще. Затем она передала ее парням, которые выпили прямо из горлышка. Наиболее мускулистый из них в футболке с надписью «Хесус» протянул бутылку мне, приглашая присоединиться.

Я с сомнением посмотрел на маленького скорпиона, плававшего на дне бутылки, чтобы, как здесь считали, придать силу и мужественность.

– Мне это не нужно, – сказал я.

– Если ты не можешь пить, оставь нас, друг! Ты видишь, что барышня хорошо проводит время с нами.

Вместо того чтобы отойти, я сделал еще шаг к ним и посмотрел прямо в глаза Хесуса. Я любил Джейн Остин и Дороти Паркер, но я вырос в городе: я бил, и меня били, в том числе и типы, иногда вооруженные ножами и вообще более крепко сбитые, чем животное, сидевшее передо мной.

– Тебе лучше заткнуться, – сказал я ему.

Потом я снова повернулся к Билли:

– В последний раз, когда вы напились в Бостоне, все закончилось не слишком хорошо, вы помните?

Она с презрением посмотрела на меня:

– Все время слова, которые причиняют боль, все время слова, которые ранят! Вы определенно сильны в этой области.

Сразу после того, как Джек отменил их каникулы на Гавайях, Билли отправилась в «Красное пианино», бар около Старой ратуши. Поступок Джека очень ее задел, она почти дошла до точки. Чтобы заглушить боль, Билли позволила некоему Полу Уокеру, управляющему магазинами известной торговой марки, несколько раз угостить ее водкой. Он предложил проводить ее до дома. Билли не сказала «нет», и он понял это как «да». Потом в такси он начал к ней приставать. Тут она дала понять, что не согласна, но, возможно, не слишком твердо. И этот тип решил, что имеет право на некоторую компенсацию, раз он заплатил за ее выпивку. У Билли кружилась голова. Настолько сильно, что она и сама толком не понимала, чего именно она хочет. В холле ее дома друг Пол от нее не отстал и напросился выпить «на посошок». После упорного сопротивления Билли позволила ему войти вместе с ней в лифт из страха, что он разбудит соседей. Потом… она больше ничего не помнила. Проснулась она утром на своем диване с задранной юбкой. Больше трех месяцев между анализами на ВИЧ и тестами на беременность она умирала от страха, но так и не решилась обратиться в полицию. В глубине души она считала себя отчасти виноватой в том, что произошло.

Я оживил в ее памяти эти воспоминания, и теперь Билли смотрела на меня со слезами на глазах.

– Почему… Почему вы заставляете меня переживать подобные мерзости в ваших романах?

Вопрос ударил меня в самое сердце. И я честно ответил ей:

– Без сомнения, потому, что вы носите в себе некоторых из моих демонов: мою самую черную, самую презренную часть. Ту, которая пробуждает во мне отвращение и непонимание. Ту, которая порой заставляет меня терять всякое уважение к себе.

Оторопевшая, она все еще не хотела уйти со мной.

– Я провожу вас в отель, – снова сказал я, протягивая ей руку.

– Como chingas! – прошипел Хесус сквозь зубы.

Я не ответил на провокацию и не выпускал Билли из вида.

– Мы можем уйти только вместе. Вы мой шанс, а я ваш.

Она собиралась мне ответить, когда Хесус назвал меня joto[42]. Это слово я знал, потому что это было любимое ругательство Терезы Родригес, старой гондураски, моей домработницы, которая когда-то была соседкой моей матери в Макартур-парке.