Бумажная девушка

– Ты странная девушка, Билли Донелли, – прошептал я, наклоняясь к ней.

Она заметалась по кровати и, не открывая глаз, пробормотала:

– Я думала, ты скажешь «странная доставала»…

– И странная доставала тоже, – сказал я, чтобы скрыть эмоции.

Я погладил ее по лицу и признался:

– Ты вытащила меня из черной ямы, в которую я соскользнул. Ты шаг за шагом заставила отступить печаль, которая пожирала меня. Твой смех и твоя настойчивость победили замуровавшее меня молчание…

Билли попыталась что-то сказать, но прерывистое дыхание и одышка заставили ее отказаться от этого.

– Я не оставлю тебя. Даю слово, – пообещал я, беря ее за руку.

* * *

Мортимер Филипсон чиркнул спичкой, чтобы зажечь кончик гаванской сигары, потом взял клюшку для гольфа, вышел на лужайку и прошел по ней несколько шагов. Мячик для гольфа находился метрах в семи от лунки на небольшом склоне. Мортимер с наслаждением затянулся, потом присел на корточки, чтобы определить, какой удар лучше нанести. Положение было непростым, но он уложил в цель уже сотню мячей с этой точки. Врач встал в позицию и сконцентрировался. «Удача – это лишь сочетание воли и благоприятных обстоятельств», – говорил Сенека. Мортимер выполнил удар так, словно от этого зависела его жизнь. Мяч прокатился по лужайке, как будто заколебался на своей траектории, пофлиртовал с лункой, но не упал туда.

Этим вечер обстоятельства были не совсем благоприятными.

* * *

Мило торопливо вышел на крыльцо и попросил служащего подогнать «Бугатти», стоявший на подземной парковке отеля. Он поехал по направлению к Ла-Пасу – Джи Пи Эс помогал ему в этом, – чтобы вернуться на то место, где он оставил Кароль.

Днем на пляже Мило вдруг понял, что у его подруги все еще есть кровоточащие раны. А он об этих ранах даже не догадывался.

«Решительно, мы часто не подозреваем о мучениях, терзающих людей, которых мы любим сильнее всего», – грустно подумал он.

Высказав ему в лицо все, что она о нем думает, Кароль тоже причинила ему боль. Портрет без нюансов. Как и другие, она всегда принимала его за неотесанную шваль, городского грубияна, мужлана и фаллократа. Надо признать, что Мило никогда ничего не делал, чтобы ее переубедить. Потому что этот образ его защищал, маскировал его чувствительную душу, которую он не мог показать. Чтобы завоевать любовь Кароль, он был готов на все, но не мог показать свою истинную натуру, потому что не настолько доверял Кароль.

Мило ехал уже около получаса, рассекая лунную ночь. Тени гор вырисовывались на фоне прозрачной голубизны ночи, давно исчезнувшей из современных загазованных городов. Добравшись до места, он свернул на лесную дорогу, чтобы припарковать автомобиль, потом сунул в сумку одеяло и бутылку воды и направился по каменистой тропе, которая вела к берегу.

– Кароль! Кароль! – во все горло закричал он.

Его крики затерялись, унесенные теплым и капризным бризом, дувшим над морем, издавая жалобные стоны.

Мило нашел бухту, в которой они поссорились днем. Было тепло. Самовлюбленная белая полная луна искала свое отражение в воде. Никогда еще Мило не видел столько звезд в небе, но он не нашел ни единого следа Кароль. Вооружившись фонарем, он продолжил путь, карабкаясь по скалам, стоявшим вдоль берега. Примерно метров через пятьсот он свернул на узкую тропинку, которая спускалась к маленькой бухте.

– Кароль! – снова крикнул он, выходя на пляж.

На этот раз его голос разнесся дальше. Бухточку защищал от ветра гранитный утес, смягчавший песню прибоя на песке.

– Кароль!

Все его органы чувств работали на пределе, Мило прошел всю бухту, когда заметил движение на ее дальнем краю. Он подошел к отвесной стене. Скалу почти на всю высоту рассекала трещина, ведущая в естественный грот, образовавшийся в толще камня.

Кароль была там. Она сидела на песке, ссутулившись и подтянув к животу колени и опустив на них голову, в состоянии полнейшей прострации. Ее била крупная дрожь, а в руке она все еще крепко сжимала свой пистолет.

Мило опустился рядом с ней на колени, и обида, даже досада на Кароль мгновенно сменилась искренней тревогой за нее. Он закутал ее в одеяло, которое захватил с собой, и поднял на руки, чтобы отнести к машине.

– Прости меня за то, что я тебе наговорила, – прошептала Кароль. – Я так не думала.

– Уже забыл, – заверил ее Мило. – Теперь все будет хорошо.

Холодный ветер подул сильнее.

Кароль запустила пальцы в волосы Мило и подняла на него глаза, полные слез.

– Я никогда не причиню тебе боль, – пообещал он ей на ухо.

– Я знаю, – ответила она, обнимая его за шею.

* * *

Только не упади, Анна, держись, держись!

В тот же день несколькими часами раньше в бедном квартале Лос-Анджелеса молодая женщина Анна Боровски бежала по улице. Увидев, как она бежит в своем плотном пуловере с капюшоном, можно было подумать, что она просто поддерживает форму утренней пробежкой.

Но Анна не бегала трусцой. Она рылась в помойках.