Бумажная девушка

В нескольких столиках от нас в середине террасы, словно драгоценность в футляре, Аврора и Рафаэль Баррос выставляли напоказ свою новую любовь.

Ужин прошел мрачно. Даже Билли, обычно веселая, казалось, потеряла все свое оживление. Заметно уставшая, она была бледной и измученной. В начале вечера я нашел ее в нашем номере, где она свернулась калачиком на кровати, проспав так весь день.

– Последствия путешествия, – отмахнулась она.

В любом случае, мне пришлось с ней повоевать, чтобы вытащить ее из постели.

– Что случилось с Кароль? – спросила она у Мило.

Глаза моего друга налились кровью, на лице было озадаченное выражение, как у человека, который вот-вот упадет на стол. Он как раз бормотал какое-то объяснение, когда тишину ресторана нарушил тенор.

La cucaracha, la cucaracha,
Ya no puede caminar

[61]

К нашему столику подошли марьячи, чтобы спеть нам серенаду. Оркестр был мощный: две скрипки, две трубы, гитара, гитаррон и виуэла.

No tiene, porque le falta
Marijuana que fumar

[62]

Их костюмы заслуживали отдельного описания: черные брюки с вышивкой на боковых швах, короткие пиджачки с лацканами, украшенными серебряными пуговицами, элегантно завязанные галстуки, ремни с пряжкой, на которой красовался орел, начищенные до блеска ботинки. И конечно же, сомбреро с широкими полями, большие, как летающие тарелки.

Жалобный голос солиста сменил хор, шумно выражавший несколько принужденное веселье, больше похожее на выход чувств, чем на радость жизни.

– Настоящий китч, да?

– Вы шутите! – воскликнула Билли. – Они чертовски классные!

Я с сомнением посмотрел на нее. Определенно, мы с ней по-разному понимали прилагательное «классный».

– Господа, мотайте на ус, – сказала Билли, поворачиваясь к нам с Мило. – Перед вами настоящее олицетворение мужественности.

Певец пригладил усы и, чувствуя одобрение, запел следующую песню, сопровождая ее прилежными танцевальными па.

Para bailar la bamba,
Se necessita una poca de gracia.
Una poca de gracia pa mi pa ti
Arriba y arriba

[63]

Концерт продолжился добрую часть вечера. Переходя от столика к столику, марьячи представляли свой репертуар народных песен, в которых говорилось о любви, о храбрости, о красоте женщин и засушливых пейзажей. Для меня – посредственный и утомительный спектакль, для Билли – выражение гордой души народа.

Когда представление подходило к концу, в отдалении раздался рокот. Одинаковым движением посетители повернули головы к морю. Урчание становилось все глуше, и в небе появился силуэт старого гидросамолета. На небольшой высоте железная птица пролетела над рестораном, чтобы сбросить на террасу цветы. Несколько секунд шел дождь из разноцветных роз, которые в результате полностью закрыли блестящий паркет ресторана. Бурные аплодисменты встретили этот неожиданный цветочный ливень. Потом гидросамолет снова появился над нашими головами и принялся исполнять хаотичную хореографию. Цветные дымы нарисовали в небе невероятное сердце, которое быстро растворилось в мексиканской ночи. Аудитория снова зааплодировала, когда в зале выключили свет, и метрдотель подошел к столику Авроры и Рафаэля Барроса. Он нес на серебряном подносе кольцо с бриллиантом. Рафаэль опустился на одно колено, чтобы сделать ей предложение руки и сердца. В сторонке стоял официант, готовый открыть шампанское, чтобы отпраздновать «да» Авроры. Все было идеально, продумано и просчитано, в духе любителей слюнявого романтизма и праздников, продаваемых по каталогу.

Но разве не это ненавидела Аврора?

* * *

Я сидел слишком далеко, чтобы услышать ее ответ, но достаточно близко, чтобы прочесть по губам.

– М.н.е. ж. а.л. ь… – прошептала она, хотя я не знал наверняка, кому адресованы эти слова: ей самой, присутствующим или Рафаэлю Барросу.

Почему парни не думают хорошенько перед тем, как делать такое предложение?

Повисло тягостное молчание, как будто весь ресторан был смущен при виде этого низвергнутого полубога, превратившегося в обычного беднягу, стоявшего на одном колене на полу, неподвижного, как соляной столб, застывшего в стыде и недоумении. Я прошел через это до него и именно в этот момент испытывал к нему скорее сострадание, чем радость неожиданного реванша.

Во всяком случае, так было до того момента, когда он встал, пересек зал с видом оскорбленного величия и совершенно неожиданно для меня нанес мне удар правой, достойный Майка Тайсона.

* * *

– И этот мерзавец подошел, чтобы заехать вам кулаком в лицо, – подвел итог доктор Мортимер Филипсон.

Клиника отеля. Три четверти часа спустя

– Примерно так оно и было, – кивнул я, пока он дезинфицировал мою рану.

– Вам повезло: крови было много, но нос не сломан.

– И это уже хорошо.

– На вашем лице столько синяков, как будто вас избили. Вы недавно дрались?

– У меня была стычка в баре с неким Хесусом и бандой его приятелей, – неопределенно ответил я.