Бумажная девушка

Одержимый ложной уверенностью в том, что я настоящий только с ней, я в конце концов убедил себя, что наша любовь продлится долго и мы преуспеем там, где провалились другие. Но Аврора не только пробуждала самое лучшее во мне. Она извлекала из меня черты характера, мне ненавистные, с которыми я привык сражаться: собственничество, поклонение красоте, вера в то, что прекрасная душа непременно скрывается за ангельским личиком, и самовлюбленная гордость от сознания того, что со мной рядом настолько роскошная женщина. Это был знак моего отличия от прочих самцов моей породы.

Разумеется, Аврора умела дистанцироваться от своей известности и делала вид, что ни о чем таком не подозревает. Но слава редко делает лучше тех, кто ее достиг. Слава растравляет раны самовлюбленности, но не излечивает их.

Я все это сознавал. И то, что больше всего на свете Аврора боится увидеть увядание своей красоты и потерять талант пианистки, эти два волшебных дара, данные ей Небом, которые отличали ее от других смертных. И то, что ее поставленный голос мог задрожать и оборваться. Знал, что за уверенной иконой скрывается неуверенная в себе женщина, неспособная обрести внутреннее равновесие. Знал, что Аврора избавляется от своих тревог с помощью суперактивности, вихрем проносясь по мировым столицам, планируя даты концертов на три года вперед, начиная короткие отношения и заканчивая их без колебаний. До самого конца я все же думал, что смогу стать ее якорем, а она сможет стать моим. Для этого мы должны были быть уверены друг в друге, но она, как всегда, использовала для соблазнения двуличие и ревность, что не слишком благоприятствовало созданию спокойного климата. Наша пара в конце концов распалась. Думаю, мы были бы счастливы на необитаемом острове, но жизнь не имеет с ним ничего общего. Ее друзья, парижские, нью-йоркские или берлинские псевдоинтеллектуалы, считали дурновкусием мои популярные романы, тогда как с моей стороны Мило и Кароль видели в Авроре лишь снобизм, высокомерие и эгоизм.

* * *

Гроза разбушевалась, за окнами повисла плотная пелена дождя. В уютном и изысканном интерьере бара «Бурбон-стрит» пальцы Авроры сыграли последние аккорды песни «A Case of You»[56], которую она только что исполнила бархатным блюзовым голосом.

Под аплодисменты она сделала глоток бордо из бокала, стоявшего на фортепьяно, и наклоном головы поблагодарила публику. Потом она опустила крышку инструмента, давая понять, что выступление закончено.

– Достаточно убедительно, – сказал я, подходя к ней. – Норе Джонс следовало бы опасаться конкуренции, если бы ты решила пойти по этому пути.

Аврора протянула мне свой бокал, бросая вызов:

– Посмотрим, не потерял ли ты навык.

Я коснулся бокала губами там, где она касалась его своими, и попробовал вино. Ей удалось приобщить меня к своей страсти к энологии, но она бросила меня раньше, чем я успел освоить азы.

– Э… «Шато-Латур» тысяча девятьсот восемьдесят второго года, – выпалил я наудачу.

Аврора чуть улыбнулась тому, что мне недоставало убежденности, потом поправила:

– «Шато-Марго» тысяча девятьсот девяностого.

– Я всегда пью кока-колу «лайт», чтобы не брать в голову год.

Она засмеялась, как смеялась до того, когда мы еще любили друг друга. Медленное движение головой, привычное для нее, когда она хотела понравиться, и золотистая прядь выпорхнула из-под заколки, удерживавшей ее волосы.

– Как поживаешь?

– Хорошо, – ответила Аврора. – А ты, кажется, задержался в нижнем палеолите, – заметила она, намекая на мою бороду. – А что с твоим ртом? Тебе сумели его пришить?

Я недоуменно сдвинул брови:

– Что пришить?

– Тот кусок губы, который откусила та блондинка в ресторане. Это твоя новая подружка?

Я не ответил на вопрос, заказав за стойкой «то же самое, что у мисс».

Аврора настаивала:

– Красивая девушка. Не элегантная, но красивая. В любом случае, то, что между вами, напоминает вулкан…

Я бросился в контратаку:

– А как у тебя с твоим спортсменом? Все хорошо? Возможно, это не самый остро наточенный нож в ящике, но физиономия у него что надо. В любом случае, вы хорошо смотритесь вместе. И это большая любовь, если судить по тому, что я прочел.

– Теперь ты читаешь такого рода журналы? Они написали столько глупостей о нас с тобой, что я думала, ты на эту удочку уже не попадешься. Что же до большой любви… Брось, Том, тебе отлично известно, что я в нее никогда не верила.

– Даже со мной?

Аврора сделала еще глоток вина, встала с табурета, подошла к окну и облокотилась о подоконник.

– Кроме нашей с тобой истории, мои романы никогда не были слишком пылкими. Они были приятными, но мне всегда удавалось экономить страсть.

Это была одна из тех ее способностей, которые нас развели. Для меня любовь была как кислород, единственное, что придавало жизни немного блеска, сияния и интенсивности. Для Авроры, какой бы волшебной ни была любовь, она в конечном итоге оказывалась только иллюзией и обманом.

Глядя в пустоту, Аврора уточнила свою мысль: