Луке не надо было ждать, пока чемоданы выгрузят на круговую ленту транспортера. Он ненавидел терять время и предпочитал путешествовать без багажа. В самолете он едва притронулся к еде. Его не привлекли ни резиновый салат, ни отвратительный омлет с макаронами, ни накрытый целлофановой пленкой и твердый, как камень, грушевый пирог.
Поэтому, прежде чем забрать машину со стоянки, он зашел перекусить в «Да Винчи». Кафе уже закрывалось, но хозяин согласился принять последний заказ: капучино и теплый сэндвич с моцареллой, помидорами и итальянской ветчиной. Лука сел за стойку и развернул «Ла Републику», собираясь дочитать начатую в самолете статью. Отложив газету, чтобы глотнуть кофе, он заметил забытую пилотом книгу в темно-синей обложке. Лука был адептом буккроссинга:[80]
он покупал кучу книг, но вместо того чтобы хранить их дома, оставлял в общественных местах, чтобы другие тоже могли приобщиться к литературе. Он подумал было, что роман лежит тут не случайно, но, осмотрев обложку, не нашел никакой этикетки, подтверждающей его гипотезу.Художник откусил сэндвич и полистал роман. Он не особенно интересовался современной литературой и ничего не слышал о Томе Бойде. Однако его поразило, что половина страниц тома девственно чиста, а кто-то из читателей воспользовался ими как фотоальбомом.
Лука доел и с книгой под мышкой покинул кафе. На подземной стоянке он нашел бордовый «Ситроен дэ эс»-кабриолет, недавно купленный на аукционе. Положив книгу на пассажирское сиденье, он отправился на юго-восток.
Художник жил за площадью Санта-Мария, на последнем этаже охристого здания в ярком живописном районе Трастевере. Свою огромную квартиру он превратил в лофт и устроил там мастерскую. Едва он открыл дверь, в глаза ударил резкий свет, необходимый для работы над картинами. Лука слегка приглушил его, щелкнув выключателем. Практически лишенное мебели помещение казалось необитаемым. В центре возвышался гигантский камин, окруженный изогнутыми стеклами. Повсюду виднелись мольберты, кисточки всевозможных размеров, валики, скребки для дубления кожи, ножи пчеловодов и десятки банок с краской. Ни детской кроватки, ни книжного шкафа, ни дивана, ни телевизора.
Лука внимательно осмотрел свои последние работы — монохромные картины с вариациями на тему белого: насечки, бороздки, выпуклости и крупные мазки, вместе создававшие оригинальную игру света и тени. Полотна высоко ценились на рынке произведений искусства, и коллекционеры отдавали за них большие деньги. Но Лука был умен, он знал, что добиться успеха и признания критиков можно и без особого таланта. В эпоху чрезмерного потребления и изобилия информации покупка картины казалась людям своего рода индульгенцией.
Художник снял куртку и принялся рассматривать фотографии, повествующие о жизни Этель Кауфман. Неожиданно его охватило волнение.
Он давно ни о чем не мечтал. Но в тот вечер ему страшно захотелось шоколадного суфле…
31
Улицы Рима
Ты будешь по-настоящему любим, когда сможешь показать свои слабости, не боясь, что другой воспользуется ими, чтобы стать сильнее.
Хотя жизнь Билли висела на волоске, две недели перед операцией стали самым гармоничным периодом в нашей жизни.
Работа спорилась. Мне снова нравилось писать, и каждую ночь, полный энтузиазма и вдохновения, я переносился в иной мир. Я делал все возможное, чтобы изменить жизнь Билли к лучшему, сделать ее более спокойной и счастливой. Сидя перед компьютером, я осуществлял ее мечты, постепенно излечивал от душевных ран и разочарований. Обычно я работал до рассвета и выходил прогуляться, когда уборочные машины поливали водой тротуары. Я выпивал утренний кофе за стойкой бистро на улице Бюси, потом заходил в булочную в пассаже Дофин, где пекли золотистые, тающие во рту яблочные слойки. Затем я возвращался в наше гнездышко на площади Фюрстемберг, включал радио и варил два кофе с молоком. Билли, позевывая, выходила из спальни, и мы вместе завтракали, сидя за барной стойкой «американской» кухни, выходившей на маленькую площадь. Билли напевала, пытаясь разобрать тексты французских эстрадных песен, а я стряхивал крошки слоеного теста, прилипавшие к уголкам ее губ, и смотрел, как она щурится от солнца.
Потом я снова садился за работу, а Билли читала. Она нашла рядом с собором Нотр-Дам английский книжный магазин и потребовала, чтобы я составил список книг, обязательных к прочтению. Стейнбек, Сэллинджер, Диккенс… За эти две недели она проглотила несколько романов, которые я так любил в юности. Она делала пометки на полях, расспрашивала об авторах и выписывала в блокнот особенно впечатлившие ее фразы.