Бумажная крыса

– Нет, а ты сам как думаешь, голова?! Весь день шляешься, а мне только и дело, что колесо это долбаное крутить, да и не жрамши вдобавок?!

– Но у тебя же есть запасы? – с наивной находчивостью напомнил я – и тут же догадался, плюхнувшись на пол, что вот и всё: мы наконец сошли с ума. Я и мой хомячок – теперь мы оба сумасшедшие.

Но Хомка совсем не склонен был шутить, к тому же снова задавался, то есть, не удостоив ответом, задал вопрос:

– Ну, ты чё там усох-то?! Думаешь, снится всё? Щипнуть разочек?

– А ну-ка, давай! – решился я (вдруг поможет) – и запустил руку к злостному животному, тотчас прокусившему мне палец. – Ау! Ёшь!

– Ну как, чуешь?! – спросил Хома.

– Ёще бы!.. Чую! – ответил я.

– Ну вот теперь и поговорим, – заявил Хома, облизываясь и усаживаясь по-человечьи на край лотка, уперев в бока лапы. – Накипело уже, понимаешь?

– Понимаю, ты говори, – ответил я и закурил.

– Обидно мне сидеть тут целый день, – начал Хома, – и наблюдать, как ты отправляешь свои скотские потребности…

– А чего это скотские-то?! – возмутился я. – Ты на себя посмотри: жрёшь, спишь и так далее. Ну, колесо ещё…

– И так далее?! – зашипел Хома. – Я б тебе показал «и так далее»! Это кто меня сюда засадил?! Кто поставил долбаное колесо?! Где моя самка?!

– Ну, вот этого не надо! Я тебе их две приносил, и обе убежали: одна за шкафом издохла, вторую так и не нашёл. Я тебе на Птичий каждую неделю мотаться не собираюсь: не сутенёр!

– Ишь, твою мать! Да у нас природа такая, чтоб тебя черти целовали! Они бегали и будут бегать, а ты плюнул на всё, и яйца у меня пухнут!

– Так я думал, это естественно…

– Вот если у тебя бы так естественно… Хотя кому я говорю! Третий месяц в холостую и ничего. И меня тому учит. Попал к сектанту-евнуху.

Я посмотрел на свой старенький, весь в заплатах диванчик… и мысленно согласился: Хома был прав.

– Конечно, я прав, – сказал Хома. – Не смотри так: я не гадалка. Я дело тебе хочу предложить.

– Ну, – проныл я. – Какое ещё дело?

– Эх, размазня!.. А хочешь, я тебя научу всему?! – возбудился вдруг Хома.

– Скажешь чушь, – ответил я.

– Сам ты чушь! – огрызнулся Хома. – И чушок вдобавок. Нам всего-то и надо прибегнуть к белой магии.

– Какой?.. Хватает и того, что мы с тобою разговариваем, – сказал я.

– Э-э! – махнул лапкой Хома. – Да ты, я смотрю, совсем… чухлый. С тобой по-взрослому и не получится.

– Ну, ладно, давай уже, чё у тебя там?! – разозлился я.

– Короче, – оживился Хома, – полезай сюда, а я там за тебя всё сделаю, как надо: похожу на работу, ну и остальное – по возможности.

– По возможности?.. Ты чё задумал, хомяк?!

– Не ссы, разберёмся! Главное – начать. Готов?

– Готов, – выдавил я, с минуту подумав, будто склоняя голову на плаху.

– Вот тебе, – достав откуда-то, Хома протянул мне через решётку… нет-нет, не волшебную палочку или орешек какой. Это была малюсенькая волшебная стопочка. За ней появилась волшебная бутылочка с волшебной в ней водочкой. Хомка плеснул мне капельку, а остальное без тоста высосал из горлышка.

– Ну, давай, ты! – потребовал он, со смаком утирая пасть. Я выдохнул и… капнул на язычок. Вот и вся белая магия.

Когда я очнулся, то первым делом увидел сквозь клетку огромного оскаленного хомяка, с трудом натягивающего на себя мою майку.

– Эй, ты чё там, остепенись! – воззвал я.

– Молчать, мелюзга, раздавлю! – пригрозил Хома, и я тотчас смолк. Продолжать диалог, казалось опасным.

Справившись с шортами и разодрав высунувшимися когтями кеды, Хома бросил мне на прощанье:

– Ну, ладно, ты сиди развивайся, а я по бабам схожу прогуляюсь.

– Не простудись, – сказал я тихо.

– Спасибо, душка, – услышал Хома и накинул мой плащ.

Через час хомяк привёл домой порядочную такую потаскуху, похабно захохотавшую прямо с порога. Оба они были изрядно выпивши. Хомяк состроил мне козу-бозу, надышав перегаром, и, завалив проститутку на мой бедный диванчик, мял её, собака, два часа, пока я в бессилии смотрел на всё это.

Проснулся я под утро от дверного хлопка. Это Хома выпроводил подругу. За окном беспрестанно капало: шёл нудный, противный дождь. Хомка бросился на диван досыпать, и я тоже вырубился, пожёвывая душистую опилку.

Следующее пробуждение заставило меня окончательно смириться с действительностью. Хома, наскоро сварганив завтрак, жадно уплетал его, хрипя и чавкая. Глаза его пучились при заглоте из-за толщины куска. Зажав лапами, он спроваживал в глотку глазунью с ветчиной. Желток с плавленым сыром сочились сквозь когти.

Умывшись после трапезы, почистив усы, Хома напялил единственный в моём гардеробе костюм, подарок бывшей девушки, и со словами: «Чао, дружок, уже опаздываю!» – отправился вместо меня на работу. Охранять офис.

От голода, однако, сводило кишки, а в Хоминой коробке корм хранился вперемешку с дерьмом, отчего полдня – в страшных проклятьях – ушло только на сортировку. А под вечер заявился сам Хома и новостями перебил весь аппетит.

– Как, ты послал нашего Саныча?! – рек я в изумлении.

– Его-его, дружище, – отвечал Хома, пережёвывая ужин. – Он единственный, идиот, принял меня за тебя и посоветовал побриться, а остальные и как звать-то тебя не помнят.