Читаем Бумажное радио. Прибежище подкастов: буквы и звуки под одной обложкой полностью

«Сапсан» – это самый быстрый российский поезд, построенный в Германии. Сидя в нем, легко почувствовать себя космополитом безродным и задавать логически возникающие вопросы. Если не нравятся религиозные обряды под окнами, то где протест против православных церквей во дворах, каждая из которых выплеснется наружу если не колокольным звоном, то крестным ходом? Если не нравится толпа на улице в Ураза-Байрам, то как можно не хотеть строить мечеть, которая могла бы эту толпу укрыть внутри? Если не нравится ислам как религия (а она, кстати – аврамическая, то есть однокоренная с иудаизмом и христианством), то что именно в ней пугает? Если видите за каждым муллой ваххабита, то почему протестами загоняете мусульман в подполье?

Ответов нет, поскольку логика – не тот принцип, на котором держится русская цивилизация. Россия, как однажды заметил крайне ценимый мною писатель Александр Терехов, страна действия, а не думанья. И вошедшего в плоть страха, как заметил он же. Мусульмане – чужие, непонятные, темные, страшные, вот придут и укроют наших женщин хиджабом, а мужчинам перережут горло. Даже робкое, и тоже не бог весть какое умное замечание – что русские спиваются, а мусульмане не пьют – отметается с ходу. Ты, Губин, и правда не русский какой-то, ты засланный, ты не смеешь судить.

На самом деле, я судить смею. Моя питерская квартира выходит одними окнами на Петропавловский собор, а другими – на мечеть. Мечеть на Петроградской стороне – это творение архитектора фон Гогена, сумевшего нежно скрестить Самарканд с северным ар-нуво. Ураза-Байрам, Курбан-Байрам – это все у меня под окнами, и слышны причитания муэдзина, и все это придает местности такой же шарм, как, скажем, греческий храм Биржи – Васильевскому острову. А страшно мне было единственный раз – когда подонки бросили гранату в магазин «Халяль», где мы с женой покупаем баранину. Впрочем, страшно мне каждый раз, когда люди действуют, но не думают. Ведь, поразмыслив, придешь к выводу, что мечеть в Текстильщиках, или буддийские оранжевые одежды на Тверской, или люди в кипах, выходящие из синагоги, или малиновый перезвон, особо сладко разливающийся в выходные – это расширение нашей жизни, поскольку приносит новое знание, а ведь именно отсутствие знания порождает страх.

Кстати, будь я муллой, то устраивал бы в мечетях дни открытых дверей. И зазывал бы, чтобы только вошли. Это уж непременно.


12 октября 2010

Жизнь по инструкции

О неприкаянности российской души, о бездушности российской инструкции и о том, что это вранье, будто выхода из тупика нет

http://www.podst.ru/posts/4864/


Дивным октябрьским утром, в золотую осень, я летел по Петербургу на велосипеде, напевая от счастья.

Это был то редкоуловимое утро, когда липы и клены разом сбрасывают листву, и дворники не успевают ее убирать, а потому свет, идущий от земли, сильнее света, идущего от неба, и говорить об этом следует высокопарным слогом.

У меня тем утром было много дел. Среди прочего значилось забрать заказ в интернет-магазине «Озон». Книги и диски. Я подкатил к пункту выдачи, прошел с велосипедом внутрь и назвал номер заказа.

«Паспорт», – сказала девушка за стеклом. Я хлопнул по карманам. Золотая осень подразумевает наличие счастья, а не паспорта. Я протянул девушке журналистское удостоверение. «Я же сказала: паспорт, мужчина», – сказала девушка раздраженно и сонно. Я порылся в бумажнике и предъявил: пропуск в «Планету фитнес», читательский билет французской медиатеки и две кредитных карты на мое имя. С одной карты, кстати, был оплачен заказ, и это легко было проверить. Я добавил, что могу позвонить домой, жена продиктует номер паспорта. Но ехать за паспортом – крюк и потеря времени. «Мужчина, у меня инструкция!» – девушка ткнула в бумажку. «Велосипед из зала убераем! – раздалось за спиной. – А что, домой на велосипеде тоже вкатываем?» Это был охранник. Охранниками в России служат мужичонки, не годные вообще ни на что, а говорят они во множественном лице, подражая ментам, чтобы превратить свой ноль в бесконечность.

Я не стал говорить, что в Москве велосипед у меня живет прямо в квартире. Я не стал объяснять, что велосипедом никому не мешаю. Я развернулся и поехал за паспортом. День был убит. А когда я рассказал об этом знакомым, то был потрясен их реакцией: «Дима, но ведь она же выполняла правила, инструкцию? У них ведь наверняка случалось воровство. Ну, вот они и страхуются, чего кипятиться?»

А вот теперь, внимание: как, с вашей точки зрения, должна была поступить девушка? Подумайте, а я пока сделаю паузу. Подумали?

Перейти на страницу:

Похожие книги

Тринадцать вещей, в которых нет ни малейшего смысла
Тринадцать вещей, в которых нет ни малейшего смысла

Нам доступны лишь 4 процента Вселенной — а где остальные 96? Постоянны ли великие постоянные, а если постоянны, то почему они не постоянны? Что за чертовщина творится с жизнью на Марсе? Свобода воли — вещь, конечно, хорошая, правда, беспокоит один вопрос: эта самая «воля» — она чья? И так далее…Майкл Брукс не издевается над здравым смыслом, он лишь доводит этот «здравый смысл» до той грани, где самое интересное как раз и начинается. Великолепная книга, в которой поиск научной истины сближается с авантюризмом, а история научных авантюр оборачивается прогрессом самой науки. Не случайно один из критиков назвал Майкла Брукса «Индианой Джонсом в лабораторном халате».Майкл Брукс — британский ученый, писатель и научный журналист, блистательный популяризатор науки, консультант журнала «Нью сайентист».

Майкл Брукс

Публицистика / Зарубежная образовательная литература, зарубежная прикладная, научно-популярная литература / Прочая научная литература / Образование и наука / Документальное