— «Но когда дело дошло до того, чтобы приступить к этому самой, кожа на запястьях показалась мне такой белой и такой беззащитной, что я не смогла решиться. Мне почудилось, будто то, что я вознамерилась умертвить, обитает вовсе не под кожей и вовсе не в тонких синеватых прожилках вен, напрягшихся, когда я сдавила себе запястье, а где-то в другом месте, гораздо глубже, — и добраться туда будет гораздо труднее».[7] — Она снова садится рядом, лицом ко мне, мы так близко, что соприкасается ткань наших джинсов. — Я знаю, о чем речь. Я знаю, что там, глубже. Внутренние трещины. Расколы внутреннего мира, где не сходится одно с другим.
— Мне это нравится, — говорю я. — Как пробоины в корпусе корабля.
— Точно, точно.
— И рано или поздно ты из-за них идешь ко дну.
— Именно, — соглашается Марго.
Разговор наш набирает обороты.
— Не могу поверить, что ты не хотела, чтобы я тебя нашел.
— Извини. Если тебе от этого станет легче, ты меня поразил. И я рада тебя видеть. С тобой хорошо путешествовать.
— Это что, предложение? — спрашиваю я.
— Возможно. — Она улыбается.
Мое сердце уже так давно трепещет, как птичка в клетке, что это заявление кажется переносимым — почти переносимым.
— Марго, если ты вернешься домой на лето… Мои родители сказали, что не против, чтобы ты пожила у нас. Или ты можешь найти себе работу и квартиру на время, а потом ты поедешь учиться, и тебе больше не придется жить с твоими предками.
— Дело не только в них. Меня снова засосет, — говорит она. — И я уже не выберусь. Проблема не в сплетнях, не в вечеринках и прочем мелком дерьме, а в том, что правильная жизнь — колледж, работа, муж и детишки и прочий бред — это опасная ловушка.
Дело в том, что,
— Учеба ведь дает более широкие возможности, — наконец говорю я. — А не ограничивает их.
Марго ухмыляется.
— Спасибо, проповедник высшего образования Джейкобсен, — отвечает она и меняет тему. — Я все представляла тебя в Оспри. Привыкнешь ли ты к нему. Перестанешь ли бояться крыс.
— Привык. Мне даже начало там нравиться. Я провел там ночь, когда все были на выпускном.
Она улыбается:
— Круто. Я так и думала, что ты рано или поздно оценишь. Мне в Оспри ни разу не было скучно, но это потому, что всегда наступала пора возвращаться домой. А вот приехав сюда, я заскучала. Тут нечего делать, и я так много читаю. А еще нервничаю все больше, я же тут никого не знаю. Я все ждала, что одиночество и нервы вынудят меня вернуться. Но нет. Это единственное, чего я сделать не могу, Кью.
Я киваю. Я понимаю. Но я все же делаю еще одну попытку.
— А что потом? Когда кончится лето? Как же колледж? И вся остальная жизнь?
Марго пожимает плечами:
— А что?
— Ты не беспокоишься насчет того, что будет
— Потом состоит из множества сейчас, — отвечает она.
На это мне возразить нечего, я просто впадаю в ступор, а Марго продолжает:
— Это Эмили Дикинсон. Как я и говорила, я много читаю. Я думаю, что будущее заслуживает веры в него. Но с Эмили Дикинсон спорить сложно.
Марго встает, вскидывает рюкзак на плечо, протягивает мне руку:
— Давай пройдемся.
Когда мы выходим на улицу, она просит у меня телефон. Набирает номер, я хочу отойти, чтобы дать ей поговорить, но она хватает меня за руку и не отпускает. Мы вместе идем в поле, она разговаривает с родителями.
— Привет, это Марго… Я в Ээгло, штат Нью-Йорк, с Квентином… М-м-м… нет, мам, просто думаю, как тебе ответить по-честному… Мам, хватит… Не знаю, мам… Я решила поехать в выдуманный город. Вот что случилось… Да, вообще-то я не думаю, что вернусь… Можно с Руфи поговорить?.. Привет, подружка… Да, но я первая тебя полюбила… Извини. Я сделала ошибку. Я думала… Не знаю, о чем я думала, Руфи, но это точно была ошибка, и теперь я буду звонить. Маме, может, и нет, а тебе буду… По средам?.. По средам ты занята. Гм. Ладно. А какой день тебя устроит?.. Тогда вторник… Каждый вторник, ага… Да, и в этот вторник тоже. — Марго закрывает глаза, стискивает зубы. — Ладно, Руфи, передай трубку обратно маме, хорошо?.. Мам, я тебя люблю. Все будет хорошо. Точно тебе говорю… Да, хорошо, и ты тоже. Пока.
Она останавливается, закрывает мой телефон-раскладушку, но не отдает. Она сжимает его так крепко, что кончики пальцев розовеют, а потом бросает его на землю. Она кричит — коротко, но очень громко, — и когда крик замирает, я впервые осознаю, насколько в Ээгло тихо.
— Она думает, что я обязана ей угождать и что у меня не может быть никаких своих желаний, а когда я не угождаю — меня выкидывают. Она замки сменила. Это первое, что она мне сказала. Господи.
— Сочувствую, — говорю я, раздвигая желто-зеленую траву высотой по колено. — Но с Руфи-то ты была рада поговорить?
— Да, она классная. Знаешь, я зла на себя, что не позвонила ей раньше.
— Да уж, — соглашаюсь я.
Марго игриво меня подталкивает.
— Ты должен меня радовать, а не огорчать! — говорит она. — Это же твоя основная задача!