Закуро понимал, что Дару имеет в виду. Воину не следовало вступать в любовную связь с женой своего сюадзина, но что он мог поделать, если чувство захватило их обоих с исключительной силой? Закуро не раз думал о том, что было бы, если б господин Ханако не был убит кланом Гацорэ? Его заклятый враг, господин Шахиро-Самрани, нанял синоби, и дом Ханако не устоял (не помогли и гладкие стены без упоров для рук и ног: убийц впустил один из подкупленных слуг, отравивший двоих охранников, дежуривших в ту ночь у двери). Большинство телохранителей погибло, а другие не успели прийти на помощь товарищам и хозяину — их заперли в казарме на первом этаже. Среди этих несчастных оказался и Закуро, почти час пытавшийся выломать дверь: воображение рисовало ему самые страшные картины того, что могло случиться с Фуситэ. Но, к счастью, госпожа Ханако ночевала на женской половине (их отношения с мужем охладели в последние недели), куда воины Гацорэ даже не сунулись: их интересовал исключительно хозяин дома.
Останься господин Ханако жив, между Закуро и Фуситэ всё было бы по-прежнему, но после его смерти воин уже не мог находиться в доме на правах телохранителя — ведь он допустил гибель своего сюадзина и стал гатхиром. А в качестве любовника он остаться не захотел, опасаясь, что это будет выглядеть так, словно он только и ждал, когда господин Ханако умрёт, чтобы занять его место.
И всё же теперь Закуро, кажется, был готов вернуться к Фуситэ и жить вместе с ней несмотря ни на что: их чувство вспыхнуло с новой силой, и он искренне этому радовался.
Однако гатхир не мог оставить Миоку. Долг звал его в Джагермун. Женщине, вероятно, грозила опасность, раз она так внезапно покинула Эдишаму. Опыт подсказывал, что просто так не уезжают. Закуро полагал, что нужно торопиться — не меньше, чем торопилась Миока.
Гатхир ехал через снежную равнину, и впереди, сквозь падающую белую крупу, уже виднелись горы Ами-Цишгун.
Он запасся в Гамарде тёплой одеждой и провизией, а чуть впереди трусил на низкорослой, коренастой лошадке нанятый им в деревне проводник, амадек по имени Мунх.
— Ты даже не знаешь, нужна ли ей твоя помощь! — продолжал ныть Дару, не желая угомониться. — Возможно, она просто сбежала от тебя. Я бы не удивился. Ещё бы! Хорош любовничек: пропадает неизвестно где целыми днями, по борделям шастает! Тебе вообще повезло, что она с тобой связалась. Впрочем, думаю, ты ей был весьма полезен: одинокой женщине нелегко выжить в большом городе вроде Эдишамы. Если, конечно, она не готова торговать своим телом.
— Прекрати! — мысленно огрызнулся Закуро. — Ты отлично знаешь, что Миока не такая.
— Такая-такая! — с явным удовольствием возразил Дару. — Возможно, она бросила тебя ради другого! Кто знает, чем она занималась во время твоих отлучек — вполне могла влюбиться в парня получше.
Закуро решил не отвечать на провокации Дару: пусть болтает, что хочет. Он знал Миоку. Раз она оставила записку, значит, поспешный отъезд не связан с любовной интригой. Женщина не стала бы выдумывать, будто решила навестить отца — просто сообщила бы, что уходит.
Дару продолжал болтать, но Закуро упорно его игнорировал, и, в конце концов, двойник смирился и замолчал. Чувствовалось, что он недоволен и раздражён, но Закуро это нисколько не волновало. Он воспользовался затишьем, чтобы порассуждать.
Ему пришло в голову, что отъезд Миоки может быть связан с тем делом, которое ему предложили. Она явно хотела, чтобы гатхир им занялся: надеялась, что это отвлечёт его от поисков кианши. Теперь, разобравшись с убийцей Рутико, гатхир мог отправиться в Кхамрун. Но что, если кто-то решил ему помешать и выманил Миоку из Эдишамы, написав письмо от лица её отца? Подделать почерк не так уж трудно. Закуро сталкивался в жизни с весьма сложными интригами, так что вполне допускал нечто подобное.
Кроме того, исчезновение Миоки могло быть связано с вампирами. Убитый кианши сказал, что в Эдишаме находятся целые полчища кровососов, так как некий Дарон создаёт армию. За Закуро следили, даже сестра Фуситэ умерла из-за того, что он ввязался в это дело, — так что мешало кианши заняться Миокой? Гатхир достал записку женщины и внимательно рассмотрел. Почерк был знакомый, но Закуро не смог бы поклясться, что колонки иероглифов написаны рукой Миоки. И всё же он почти не сомневался, что записка оставлена именно ею.
Закуро почувствовал, что Дару «шевельнулся», видимо, желая что-то сказать. Но двойник передумал и промолчал. Гатхир спрятал бумагу и поравнялся с проводником.
— Далеко до Джагермуна?
Мунх улыбнулся, обнажив щербатые, коричневые от табака зубы.
— Завтра утром будем на месте, господин.
— Я слышал, монастырь стоит на скале.
Амадек кивнул.
— Всё верно господин.
— Как же мы поднимемся?
— У монахов есть специальный механизм. Не беспокойтесь, господин.
Мунх смотрел на Закуро, ожидая, не спросит ли тот ещё о чём-нибудь.
— Послушай, мне показалось, что в вашей деревне очень мало жителей. И стены проломлены в нескольких местах. На вас напали кочевники?
Амадек сразу помрачнел.