Бумажный домик

Несу белье в прачечную. В последний раз. Прислуга не является. Наплевать. На ужин жарю перемороженную рыбу. Никто не протестует. Весь дом тускнеет, мрачнеет, как растение без воды. Альберта набрасывается на Черни с отчаянной решимостью.

Среда, я присаживаюсь на кровать к Даниэлю: обритый наголо, без своей роскошной шевелюры, он стал похож на римского легионера. Сколько еще все это безобразие будет продолжаться? Я требую, чтобы из прихожей убрали одежду. И кто это без конца трезвонит в Марсель? Если вы думаете, что я оплачиваю телефонные счета не глядя, вы ошибаетесь! Что делается в ванной, почему постоянно исчезают мои расчески и зубные щетки, а теперь еще и зонтик? Даниэль, хороший сын, бормочет что-то нечленораздельное и успокаивающее. Он понимает, что я не в себе. Может, я хочу закурить сигарету? Или он приготовит мне чашку чая? (У него в комнате спиртовка, и он регулярно засоряет раковину, выливая туда заварку.) Но я не уступлю. Сегодня не будет никакой праздной болтовни и непринужденных бесед о сравнительных достоинствах детективных романов. Я настроена серьезно! Вторая половина дня. Около трех я отрываюсь от рукописи, которую читала с горькой радостью исполняемого долга (единственный вид радости, который эта рукопись может подарить), выхожу в наш узкий коридор и тут же, прямо у своей комнаты, сталкиваюсь с незнакомым мужчиной, следующим из туалета. Человек как человек, таких на улице встречаешь на каждом шагу, лет двадцати пяти, в галстуке, темном костюме… Посторонившись, он с вежливым безразличием пропускает меня, точно мы встретились в кафе или на вокзале. «Простите, мадам…» Я в полном изумлении смотрю ему вслед: он спокойно направляется к входной двери, открывает ее и исчезает. Так, значит, он вошел только для того, чтобы воспользоваться нашим туалетом?

Я стою в коридоре, не в силах сдвинуться с места, и умираю от безумного раскрепощающего смеха. Каким респектабельным выглядел этот посетитель, как непринужденно он воспользовался для своих нужд моей квартирой, ну точь-в-точь прохожий на улице, зашедший в общественный туалет, — это не просто возмутительно, это черт знает что такое. Когда я перестаю наконец смеяться, я понимаю, что ко мне вернулось чувство юмора.

Вечером приходит Даниэль, и мы вместе пытаемся вычислить, кто этот таинственный незнакомец. «Это не Жан-Мишель? И не Ришар? А может быть…» Нет, мы не можем догадаться. Как бы там ни было, сегодня вечером я приготовлю эскалопы по-милански, чтобы отпраздновать возвращение своего чувства юмора. Этот респектабельный молодой человек, уж не ангел ли он?

Опять Долорес

— Я встречаюсь с одним старикашкой, ему шестьдесят семь лет, — рассказывает Долорес. — Добренький. Вправду добренький. Торговец углем. Хочет на мне жениться.

— По-моему, неплохая идея.

— Все мне так и говорят. А я не хочу. Не могу быть любезной ради денег.

— А разве он не дает тебе денег?

— А вы думаете, я любезна? — смеется Долорес, демонстрируя новенький золотой зуб.

И Аллегра

Аллегра смотрит на своего сына. Младенец улыбается, лопочет, играет с клубком шерсти, протягивает ручонки.

— Почему вы не берете его на руки? — спрашивает Жанна.

— А зачем?

Эх, Аллегра!

И Николя

Николя считает себя хитрецом. Он просит взаймы деньги у Д., с которой познакомился в туберкулезном санатории.

— Одолжите мне пятьдесят тысяч франков, верну через две недели, я сейчас делаю одну работу и должен за нее получить.

— Давайте лучше я просто подарю вам двадцать тысяч, — отвечает она.

— Значит, вы мне не доверяете.

— А если вы не успеете закончить работу, или еще что-нибудь случится, мало ли… Вот берите, двадцать тысяч франков.

— Значит, вы предпочитаете подарить двадцать тысяч франков, только бы не рисковать? — ухмыляется он.

Она в отчаянии:

— Я предпочитаю не думать о вас эти две недели, это точно! Представляю, сколько глупостей вы успеете наделать!

Николя торжествует:

— Она призналась! А еще называла себя моим другом! Платит, чтобы избавиться от меня, не думать обо мне каких-то несчастных две недели!

Что дает ему, Николя, это признание? Еще одно доказательство того, что мир ужасен, мир к нему несправедлив, и до чего нелепы люди, которые выдают себя за друзей, всегда готовых прийти на помощь. «Я вот ей показал…» Но разве это может смутить ее, бедный мой Николя? Чтобы вести судебный процесс против мира и людей, мало иметь доказательства. Можно выиграть его два раза, десять раз. Но сама по себе победа ничего не означает, вот что главное.