Читаем Бумажный театр. Непроза полностью

– Говорит главврач Екатерининской больницы Сикорский. Яков Степанович! Чрезвычайной важности дело вынудило меня звонить вам в такое время. В моей больнице чума. Легочная форма. Нет, я не смогу к вам приехать. Я уже в больнице. Да, конечно, сразу же приехал… И, собственно, я тоже в карантине. В больнице все меры приняты. Я пробуду здесь до снятия карантина, поэтому прошу вас принять все необходимые меры для выявления контактировавших с нашими больными и их немедленной изоляции. Считаю целесообразным немедленно связаться с органами госбезопасности. А кто, по-вашему, может обеспечить выявление всех потенциальных зараженных, кроме них? Яков Степанович! У нас здесь в приемном покое сейчас изолированы два человека: больной Майер и принявший его врач Сорин. Это первая группа риска. Еще одного возможного носителя инфекции я прошу вас с предельной осторожностью немедленно изолировать и доставить к нам в приемный покой – это парикмахер из гостиницы “Москва” по фамилии Кошкин или Котов. Первая группа риска. Будем на связи. Жду вашего звонка.

Нарком здравоохранения у телефона, он в растерянности. Набирает номер. Опускает трубку на рычаг. Снова набирает.

Начинается большой перезвон. Трубки снимают, набирают, опускают. Разные лица, военные, штатские, начальники и подчиненные…


Больничный коридор. Двое в масках заталкивают в дверь приемного покоя парикмахера. Запирают дверь.

– Вы понимаете вообще-то, что происходит? – один спрашивает у другого.

– А вы любознательный, товарищ лейтенант. Не наше дело, – отвечает второй.

– Нет, просто обычно не так работаем. Причем тут больница-то…

– А меньше знаешь, лучше спишь…


Сорин встает из-за стола навстречу парикмахеру Вениамину Алексеевичу, которого впихнули в приемный покой. Парикмахер в панике.

– Что такое происходит? У меня сегодня выходной, и вдруг пришли, забрали, повезли, ничего не сказали… Я уже подумал бог знает что…

Сорин готов к этому разговору.

– Прошу вас успокоиться. Я врач. Сорин моя фамилия. Выслушайте меня, Вениамин Алексеевич. Мы с вами попали в карантин. Мы имели контакт с больным чумой. И я, и вы. Вы вчера утром брили человека, которого несколько часов тому назад привезли в больницу. Поставили предварительный диагноз – чума, – холодно сказал Сорин.

– Что вы такое говорите? – перебивает его парикмахер. – Какая еще чума? Да какое у вас право?

– Легочная форма. Очень заразное заболевание.

Парикмахер срывает с головы шапку и прикрывает ею рот и нос.

– Вот, вот, правильно. Чем меньше вы будете говорить, тем лучше. Теперь слушайте меня внимательно. Мы в карантине. Я тоже. Весь этот этаж перекрыт. Сейчас я провожу вас в помещение, соседнее с этим, и в нем запру. Еду вам будут приносить. Заходить я к вам не буду, по крайней мере, пока не обнаружится, что вы во мне нуждаетесь, а я вам в состоянии оказать помощь. Вставайте и идемте.

Парикмахер с трудом встает. Ноги его не слушаются, он цепляется за врача. Вид его жалок и чрезвычайно болезненен. Александр же Матвеич с каждой минутой чувствует себя всё прочнее и увереннее.

Сорин ведет парикмахера в соседнее помещение. Это сестринская.

– Вот здесь вы пока располагайтесь, – советует Сорин, подводя парикмахера к стульям у стены сестринской. Парикмахер отодвинул от лица шапку и зарыдал.

– Боже мой! Боже мой! Но мне надо позвонить домой! У меня жена! Дочь! – всхлипывал парикмахер.

– Им сообщат. Не рекомендую вам выходить из этого помещения. – И Сорин выходит, заперев за собой дверь. Он пересекает коридор, подходит к двери, ведущей на лестничную клетку, толкает ее – заперто. Таким образом, первое, что необходимо сделать, – отсечь себя от остальной части больницы, он сделал.


…Сикорский набирает номер. Вахтер на проходной снимает трубу.

– Кто, кто говорит? А, Лев Александрович! Я вас не признал спервоначалу!

– Здравствуй, Петрович. Здравствуй. Получай приказ. Запри ворота покрепче, переключи свой телефон прямо на мой номер и никого не пускай. Никого, понял? Чтоб ни зверь, ни птица.

– Это как же? А скорые ездиют, больных возят, их что, тоже не пущать? – удивился старик.

– Я тебе говорю – никого. Только с моего личного разрешения. И чтобы сам с поста – ни на миг. Понял? – переспросил Сикорский.

– Что же не понять? Уже двадцать лет, считай, вместе работаем! – кивнул сторож и переспросил: – И скорые не пущать?

– Эк ты… я же говорю тебе – никого. Пришлю тебе подмогу, – сказал Сикорский и ушел.

Сторож остался сам с собой ворчать:

– Подмогу… ишь, подмогу, а то я сам не управлюсь…


В кабинете Сикорского. Он в маске. собрал всех дежурных врачей из отделений, их человек десять. Все встревожены. Шепчутся.

– Может… сам хозяин? – спрашивает один врач у другого с многозначительным выражением. Второй пожимает плечами.

– Чтой-то Сикорский всех собрал? Проверку устроил?

– Не похоже. Нет. Что-то другое.

Сикорский подождал, когда вошел последний из дежурных врачей, и встал возле своего кресла. Все замолчали.

– Дорогие коллеги! – начал он торжественно. – Сегодня мы с вами сдаем экзамен на гражданскую и врачебную зрелость. У нас в больнице – чума.

Перейти на страницу:

Все книги серии Улицкая: новые истории

Похожие книги

Женский хор
Женский хор

«Какое мне дело до женщин и их несчастий? Я создана для того, чтобы рассекать, извлекать, отрезать, зашивать. Чтобы лечить настоящие болезни, а не держать кого-то за руку» — с такой установкой прибывает в «женское» Отделение 77 интерн Джинн Этвуд. Она была лучшей студенткой на курсе и планировала занять должность хирурга в престижной больнице, но… Для начала ей придется пройти полугодовую стажировку в отделении Франца Кармы.Этот доктор руководствуется принципом «Врач — тот, кого пациент берет за руку», и высокомерие нового интерна его не слишком впечатляет. Они заключают договор: Джинн должна продержаться в «женском» отделении неделю. Неделю она будет следовать за ним как тень, чтобы научиться слушать и уважать своих пациентов. А на восьмой день примет решение — продолжать стажировку или переводиться в другую больницу.

Мартин Винклер

Проза / Современная русская и зарубежная проза / Современная проза
Судьба. Книга 1
Судьба. Книга 1

Роман «Судьба» Хидыра Дерьяева — популярнейшее произведение туркменской советской литературы. Писатель замыслил широкое эпическое полотно из жизни своего народа, которое должно вобрать в себя множество эпизодов, событий, людских судеб, сложных, трагических, противоречивых, и показать путь трудящихся в революцию. Предлагаемая вниманию читателей книга — лишь зачин, начало будущей эпопеи, но тем не менее это цельное и законченное произведение. Это — первая встреча автора с русским читателем, хотя и Хидыр Дерьяев — старейший туркменский писатель, а книга его — первый роман в туркменской реалистической прозе. «Судьба» — взволнованный рассказ о давних событиях, о дореволюционном ауле, о людях, населяющих его, разных, не похожих друг на друга. Рассказы о судьбах героев романа вырастают в сложное, многоплановое повествование о судьбе целого народа.

Хидыр Дерьяев

Проза / Роман, повесть / Советская классическая проза / Роман