Бумажный театр. Непроза

– Теплые вещи. Носки шерстяные, свитер серый, белье… – перечисляет Алексей Иванович, а Ида тем временем уже перебирает носки, но, как на грех, все рваные.

Перед полуоткрытой входной дверью человек в полушубке курит, а в чуть приоткрытой двери, в узкой щелке, сверкает чей-то наблюдательный глаз.

Алексей Иванович в теплом пальто с маленьким чемоданчиком выходит из комнаты в сопровождении Иды.

– Товарищ Журкин! Без вещей! Без вещей!

– Да в чем дело-то? – спросил запоздало Журкин.

– Извините за вторжение, – ласково улыбается тип в полушубке, вертя в руках свой документ, – мы вас надолго не задержим. Необходимо ваше присутствие… Я не уполномочен… вам на месте объяснят.

– Вот видишь, Лёша, видишь! – Ида припала к драповой груди мужа, он потрепал ее по войлочной голове и вышел.

Захлопнулась дверь за Алексеем Ивановичем, и на лестничной клетке две цепкие руки натянули на него защитную маску.

– Ах! – захлебнулся было Алексей Иванович.

– Спокойно! Спокойно, товарищ Журкин. Прошу вниз, в машину.

Заурчала отъезжающая машина.

…На высоко взбитых подушках полулежит доктор Коссель. Вид у него озабоченный и усталый.

– Дина! Дина! Ложись спать!

В кресле, уставившись в портрет молодого человека в летной форме, сидит старуха с прекрасно-безумным лицом. Она в ночной рубахе, шпильки зажаты в руке, седые волосы бедно свисают на плечи.

– Дина! Ложись спать, дорогая! – повторяет Коссель.

Старуха качает головой – не в ответ мужу, а как бы своим мыслям.

– Нет, нет, нет, – шепчет она.

Старый Коссель спустил ноги на пол.

По длинному коридору дома Нирнзее идут трое. Один в полушубке, двое в противочумных костюмах. Звонят в квартиру.

– Смотри-ка, как поздно пришли, – бормочет Коссель.

Этот звонок не испугал старика, он привык ко всяким ночным беспокойствам. Натягивает халат и шлепает открывать. Жена его не двигается с места.

– Что вам угодно, голубчик? – спрашивает он у парня в полушубке.

Парень протянул документ, но Коссель отвел его руку в сторону.

– Что вам угодно? – переспросил он.

– Вас срочно вызывают, – сообщил парень.

– Кто болен, простите? – поинтересовался старик.

Парень снова повертел документ.

– Да вы пройдите, пройдите, я возьму очки, я без них совершенно ничего не вижу.

Коссель нацепил очки и посмотрел наконец в документ.

– Так, так, понятно. Так что вам угодно? – осведомился старик.

– Вас срочно вызывают, – повторил парень, которому уже надоел этот непонятливый старик.

– Что ж, срочно так срочно. Вам, однако, придется подождать, пока я соберусь. Знаете, люди к старости становятся такими медлительными. – Коссель твердо взял жену за плечо. – Дина, пойди ляг.

Дина послушно встает с кресла и идет к постели.

Коссель одевается. Парень уставился на портрет в траурной рамке.

– Сын ваш? – спросил парень. – Полярный летчик? Тот самый Коссель, о котором в газетах писали?

– Тот самый.

Коссель надевает круглую меховую шапку и шубу с шалевым воротником и становится похож на провинциального священника. Жена обратилась к нему неожиданно внятно:

– Приходи скорей. Я не могу быть одна.

– Я скоро, скоро… – И, недосказав чего-то, проглотив слова, которые уже были на языке, поцеловал сухую головку старухи и вышел.

– Я свет здесь погашу? – спросил он перед дверью.

– Не надо! Оставь! – раздался голос жены.

Комната Петровских. Ночь. По комнате ходит немолодая женщина, укачивает плачущего ребенка. У окна останавливается, видит, как во двор въезжает воронок и разворачивается возле их подъезда.

– Федя! Федя! – кричит женщина. – Посмотри! К нам!

Пожилой муж Федор подходит к окну.

– У нас уже были. Других людей, что ли, нет?

– У других дочку не забирали. Ты что, не понимаешь?

Федор смотрит в окно – из машины выходят четверо, трое идут к подъезду.

Ребенок плачет.

– Быстро уходи, Федя.

– Ты что? Как?

– Черным ходом. Скорее. Ты прям как малый ребенок…

Ребенок кричит.

Федор надевает пальто, хватает меховой треух.

Звонок в дверь.

– Беги на Ленинградский и поезжай в Бологое к тете Клаве. Отсидишься там. Да что ты стоишь как пень? Быстрей, говорю!

Сует ему деньги.

Он идет по коридору, открывает крюк у черного входа и выходит.

Звонок трезвонит вовсю…

…Вертятся ручки аппаратов, трещат телефоны, ложатся на суровые казенные столы бумаги листы, растут стопки папок.

Чья-то рука обводит кружочками фамилии в большом списке членов коллегии Наркомздрава. Ставит галочки. Только одна фамилия не обведена – Есинский.

…Коридор гостиницы “Москва”. Двое мужчин в масках тащат бак с дезраствором. Двое других опрыскивают номера. Идет дезинфекция. Еще двое рассматривают книгу со списком проживающих в номерах. Те же кружочки и крестики. Две фамилии обведены жирно красным карандашом – Анадурдыева, Котиков. Один сотрудник спрашивает другого:

– А с этой что делать? Выбыла.

– А-а, депутат Верховного Совета. Аверин, звони в ихние кассы. Там их по списку билетами снабжают. Будем с поезда сымать.

– А Котиков?

– Парикмахер, что ли? Да у него выходной, за ним еще утром машину послали…

– На Соколиную?

– Нет, там еще не готово было. Отправили пока к Сорину, в Екатерининскую… Там сейчас трое – Майер, Сорин и парикмахер этот. Заперты в приемном отделении…