Бумажный театр. Непроза

…Темные окна домов. В темноте лежит человек. Слышит хлопок дверцы внизу, у подъезда. Встает, идет к окну. Это полковник Павлюк. Прислушивается. Хлопает лифт рядом. Звонок в дверь. Павлюк выходит из своего кабинета, идет в комнату жены.

– Что это? – спрашивает она у мужа.

– Иди к двери. Откроешь не раньше чем через три минуты.

– За тобой? – подняла вмиг проснувшиеся глаза на мужа.

– Поняла? – спросил Павлюк.

– Да.

– Иди.

– Сережа! Сережа!

– Не надо этого всего. Тише, пожалуйста. – И он ушел в кабинет.

Жена его припала к двери. Звонок трезвонит безостановочно. Павлюк открывает нижний ящик стола, из-под самого низа вынимает конверт, кладет его на середину чисто убранного, голого стола. На конверте надпись “Товарищу Сталину”.

Рука Натальи, жены Павлюка, лежит на дверном замке. Она медленно открывает дверь. За дверью – улыбающееся розовое лицо человека в полушубке.

– Ну и спите вы крепко! – улыбается он. – Товарищ Павлюк у себя?

– У себя, – ровным голосом отвечает жена Павлюка.

Из кабинета раздается звук выстрела.

…Елка. Новогодняя пьянка в низкой полудеревенской комнате. Потные большие женщины, голые толстые руки, складчатые шеи. И патефонная музыка, душераздирающая и хриплая. На блюде посреди стола гусь, еще не вполне съеденный, вполне угадывающийся на фоне тушеной капусты. Один мужчина спит на диване, содрав на себя часть кружевного лейфера, спускающегося с диванной полки. Второй размахивает куском гуся, сует его в лицо пьяненькому, но еще не упавшему под стол селекционеру, соседу Майера по купе.

– Нет, ты попробуй, попробуй, Семен! Клава с капустой, с капустой их, в душу мать, а Верка – с яблоками, с яблоками! Хрен с них, с этих яблок! Ты вот попробуй, попробуй, Сень!

Но Семен отмахивается:

– Коль! Да ты меня-то пойми, я ж три года с ними, как с малыми детями, я ж им как мать, не могу я их есть.

– Не, Сень, ты не прав! Вот ты попробуй, я тебе говорю, как моя Клавка их, в мать, с капустой… я тебя прошу! – И Коля все настойчивей тычет в лицо Семену кусок гуся.

– Да пошел ты в трубу! – рассердился Семен.

– Отстань.

– Отстань от него! – подтвердила голорукая дама с большой расплывшейся грудью.

– Сиди! – прикрикнул на нее Коля.

Но дама изогнулась и зубами вырвала из рук Коли кусок гуся. Все засмеялись, только Семен неожиданно положил голову на руки и заплакал. Вторая женщина, помоложе, но тоже крепкого сложения, подсела к нему и стала его утешать.

– Сень, а Сень, не огорчайся, да ну их, новых заведешь!

Семен плакал, утирал слезы, а подруга навалилась на него сбоку.

– Обидно мне, вот что! И не так чтоб очень холодно было, они у меня дома-то гораздо крепчее мороз выносили. Да что же они так?

– Да не убивайся из-за них так, Сень, новых заведешь, а? – настаивает подруга.

– Заведу, конечно! Да я хоть десять лет, хоть сколько погублю, а их всё одно воспитаю.

– Воспитаешь, Сенечка, конечно, воспитаешь! – поддакнула подруга.

А на крыльце стоят двое, третий бежит к ним от соседнего домика и машет рукой.

– Давай, давай, этот вроде и есть восемнадцатый номер!

Заколотили в дверь. Дернули за ручку – дверь распахнулась, и все трое в клубах холода ввалились в сени. Зажегся кругляш света – засветили фонарик, и начали стучать в обитую дверь.

– Открой, Клава, это Белаш прикатил! – скомандовал Коля.

– Какой такой Белаш, среди ночи-то? – возразила Клава, но дверь открыла. Коля присвистнул, Клава, подбоченившись, нахально сказала:

– О, гостей понаехало незваных!

Гости оторопели несколько, но ненадолго, главный из них быстро оправился и спросил:

– Гражданин Кульков имеется тут?

– Имеется, имеется, – заторопилась подруга. – Вот он, имеется.

– На минутку, – потребовал главный.

Семен нетвердо поднялся со стула.

– Ну, я Кульков.

– Дело к вам, выйдем во двор! – приказал главный.

Все встали и разом замолкли. Только патефон еще дохрипывал свое.

По узкой тропке из дому шли четверо – впереди Семен Кульков, за ним – трое.

…Сорин вводит иглу в предплечье Майера. Майер лежит на кушетке в приемном покое. Он переодет. Лицо его сильно изменилось, приступ кашля. Кровь стекает изо рта. Розовая, пенистая.

Сорин садится за стол и пишет: “2 часа. 30 минут. Температура… пульс. Явления…”

…Парикмахер Котиков лежит в соседней комнате, в сестринской, на сдвинутых стульях. Встает, идет к двери, стучит в нее и кричит:

– Доктор! Доктор!

Сорин подходит к двери в сестринскую.

– Что с вами, Вениамин Алексеевич? – спросил Сорин.

– Мне надо выйти! Простите, в туалет! – отвечает из-за двери парикмахер.

– Я принесу вам ведро, Вениамин Алексеевич. Подождите минутку! – устало говорит Сорин.

– Нет, нет, не нужно ведра! Мне надо выйти! Понимаете?! – с отчаянием в голосе произносит парикмахер.

– Невозможно, Вениамин Алексеевич! Вам невозможно выходить! Подождите минуту! – И Сорин отправился за ведром. Несет ведро к двери…

…В спецпомещении Казанского вокзала горячая пора. Один сотрудник перебирает какие-то исчерканные листы.

– Вот, этот вагон комплектовали в Саратове, а поездная бригада была астраханская. Так?

– Нет, это у бригадира узнать надо, никто не знает, только он может знать.

– Звони в общежитие.

Один тут же сел на телефон.