Бумажный театр. Непроза

– Я и снимал. Вызвали скорую помощь к поезду и ссадили. Заболела она, – объяснил проводник.

– Чем заболела? – не сразу спросил лейтенант.

Проводник обозлился.

– Чем? Чем? Животом заболела. Схватило ее. Я и ссадил. Она тут помрет, а мне отвечать. Был уже у меня такой случай.

– Когда Раздольск проходили?

– С опозданием идем, часов на пять. Проходили Раздольск ночью, в два тридцать так, – ответил проводник.

– Значит, так. Я оставлю охрану, иду звонить. Чтоб ни одна мышь из вагона не вышла. Отвечаешь головой. Понял? – жестко спросил лейтенант, и проводник мгновенно понял.

Из развалистого и подпитого мужичка он вдруг превратился в понятливого и услужливого.

– Понял. Никто не выйдет. Не пустим, – торопливо закивал он маленькой черной головой.

…Лейтенант в спецкомнате соединяется с начальством.

– Товарищ капитан! Докладываю: Анадурдыева снята с поезда в Раздольске в два часа ночи скорой помощью. Часа два на дрезине. Есть, есть дрезина. А что с этими, в вагоне, с пассажирами, – задержать? Как? Оцепить? Организовать охрану? Ясно! Ясно. Понял – вагон уже отогнали. Есть отогнать подальше. Понял, товарищ капитан.

…Екатерининская больница оцеплена солдатами. Посты расставлены и снаружи, и на территории больницы. Из помещения, на двери которого висит надпись “Морг”, выходят двое в противочумных костюмах.

Множество солдат. Люди мерзнут. Хаотическое движение к воротам, от ворот. Выезжает машина – с проверкой документов, специальным разрешением. При выезде машину обливают дезраствором.

В отделениях врачи проводят разъяснительные лекции среди пациентов. Один из заведующих, рассадив ходячих хирургических, послеоперационных, сообщает им:

– В первую очередь, инфлюэнца опасна для ослабленного организма. Вы все, перенесшие операции, в особо опасном положении. Во избежание эпидемии необходимо соблюдать повышенные меры осторожности. Мы раздадим вам марлевые маски, просим без них в коридор не выходить, и вообще необходимо ограничить контакты. Из палаты выходите только по необходимости. Общей столовой пользоваться не будем, еду санитарки вам будут разносить по палатам. И еще: при первых же признаках недомогания немедленно сообщать об этом медперсоналу. Я, как и весь наш персонал, тоже на карантине. Так что неотлучно нахожусь в отделении, – закончил врач.

– Василь Андреич, – поинтересовался молоденький парнишка, – а меня завтра выписать хотели. Меня что же, не выпишут?

– Завтра не выпишут, Костин. А если будешь очень скучать, мне придется тебе еще раз аппендэктомию сделать. А? – шутит врач.

– Ну уж нет, лучше я так потерплю, – отказался парень, улыбаясь.

…У телефона Сорин, он разговаривает с Сикорским.

– Состояние тяжелое, Лев Александрович. В сознание не приходил.

Сорин подходит к Майеру. Тот кашляет, Сорин стирает кровь, поднимает его повыше, возвращается к аппарату.

– Легочное кровотечение.

– Александр Матвеич! У меня здесь ваша жена, Антонина Платоновна. Просит трубку.

Сорин замирает перед телефоном. Лицо жесткое.

– Передайте, пожалуйста, Антонине Платоновне, что я сейчас занят. Спасибо, Лев Александрович, – и вешает трубку.

Пишет в истории болезни Майера: “Час ночи: отек легких, геморрагический (неразборчиво)”.

Тоня идет по коридору, подходит к лестничной клетке, ее не пускают из отделения. Она садится на пол, возле лестницы. Здесь она просидит до конца, не сказав ни одного слова.

Запавшие глазницы, изменившееся лицо Майера. Сорин накрывает его с головой простыней.

У Сорина сильный приступ кашля. Он набирает в шприц какую-то жидкость, колет себе в ногу…

…Горит костер. Его разложили во дворе больницы замерзшие солдаты.

– Лев Александрович! – докладывает старшая сестра Сикорскому. – В нашей бельевой заперли участкового врача со скорой, который был на вызове, но он ужасно скандалит… А этот, их главный, не велит выпускать его из бельевой.

– Пригласите, пожалуйста, ко мне капитана Соленова.

Входит капитан.

– Садитесь, пожалуйста, нам с вами надо обсудить один вопрос, – предложил Сикорский Соленову.

Тот не садится. Сикорский встает.

– Я слушаю вас, – служебно отвечает Соленов.

Субординация все же существует. Сикорский в переводе на язык шпал и ромбов все-таки поглавней капитана.

– Кто распорядился участкового врача запереть в бельевой?

– Я распорядился.

– А где находятся врач со скорой и санитары? – спросил Сикорский.

– В автоклавной, в ординаторской второго отделения и в ванной комнате, – четко ответил капитан.

– Впредь я прошу вас не брать на себя решение вопросов, которые находятся в моем ведении. У нас была договоренность, что всех контактных будут содержать на Соколиной Горе, а не у меня.

– Когда их сюда везли, не было такой договоренности, – оправдывается военный.

– Люба! – крикнул Сикорский, – Пригласите, пожалуйста, сюда участкового врача.

– Но, – вмешался Соленов, – он же из группы наиболее опасных.

– Совершенно верно. И через несколько часов у него могут появиться первые признаки болезни. Прошу вас… – И Сикорский сделал вежливый жест по направлению к двери.

Разминувшись в дверях с Соленовым, входит Коссель. Сикорский надевает маску.