Бумажный тигр (I. - "Материя") (СИ)

Лэйд безразлично разглядывал приближающегося Капитана. Того немного крутило, точно передвигался он не по разогретой солнце полуденной улице, а по палубе корабля в шторм, но курс его Макензи, без сомнения, рассчитал верно — двигался он в сторону «Глупой Утки».

— Какой помощи вы ждете от меня, Олли? — искренне удивился он.

Макензи дернул себя за бороду.

— Вы один из немногих, способных изъясняться на языке китобоев. По крайней мере, у вас больше шансов столковаться с этим отродьем, чем у любого из нас. Просто попросите его обойти «Утку» стороной, а? А я уж постараюсь выставить вам за счет заведения три пинты лучшего пенного.

Лэйду не хотелось пива. Хотелось вернуться в «Бакалейные товары Лайвстоуна и Торпса», взять для виду номер «Эдинбургского обозрения» и провести остаток дня в дреме, переваривая обед вкупе с тяжелыми мыслями, которые отказывались теперь покидать голову. И чтоб не звонил колокольчик в лавке, чтоб до самого вечера были слышны лишь шаги Диогена да легкий шелест страниц книги в руках Сэнди.

— Без проблем, старина, — сказал он вслух, — Буду рад оказать вам эту услугу.

* * *

Никто не знал, как звали Капитана на самом деле. Как и все китобои, со временем он потерял почти все, что составляло его человеческую личность и, надо думать, потеря имени была не самой болезненной потерей. Кажется, Капитаном его когда-то прозвал доктор Фарлоу — в честь капитана Ахава, разумеется — и хоть шутка не была очень остроумной, прозвище прилипло, как прилипает иногда клок тины к ноге ныряльщика.

Капитан брел по Хейвуд-стрит медленно, подволакивая ногу и напряженно всматриваясь в обочины дороги. Так, как если бы искал нечто крайне важное, что он случайно обронил и еще не отчаялся найти. В некотором смысле так оно и было. Но выделяла его не походка. Несмотря на удушливую жару, Капитан был облачен по своей привычке в глухой плотный плащ, выгоревший настолько, что цветом мало отличался от уличной пыли. Что же до запаха… Лэйду оставалось лишь поблагодарить судьбу, что за несколько лет торговли в бакалейной лавке его обоняние заметно сдало и могло справиться с обществом Капитана — по крайней мере, несколько минут.

— Киа ора![31] — он улыбнулся шаркающему посреди улицы Капитану, хоть и не был уверен, что для китобоев человеческая улыбка сохранила хотя бы толику своего значения, — Жаркий денек, а? Говорят, к ночи опять ударит холод.

Капитан не ответил. Он и по самому Лэйду-то взглядом мазнул, как по досадливому, но, в сущности, не представляющему собой особой сложности препятствию. Последнее было справедливо — мало кто горел стать препятствием на пути китобоя.

«Забавно, до чего человек склонен испытывать страх перед тем, что не может понять, — подумал Лэйд, размышляя, как привлечь к себе внимание, — Случайно забредший в Скрэпси джентльмен через минуту лишится бумажника и часов, а через пять, скорее всего, и жизни, но даже там местные головорезы ни за что не тронут китобоя. И не потому, что брать с них нечего за исключением обносков. Потому что не понимают. А чего не понимают, того боятся».

Сильнее, чем мочой и грязью от Капитана несло прогорклым запахом тухлятины, столь мощным, что делалось не по себе даже на расстоянии в несколько футов. Столь паршиво не пахло, кажется, даже в Мэнфорд-хаусе, каждая щель которого была набита разлагающейся пищей.

Ворвань. Китовый жир. Говорят, лунными ночами китобои собираются вокруг туши выброшенного на берег кита, медленно гниющего в прибое, истекающего желтоватым тухлым жиром из многочисленных прорех в шкуре, сбрасывают свои лохмотья и… Впрочем, о некоторых вещах не любили болтать даже в Тресте.

— Я говорю, жаркий денек, — повторил Лэйд, заступая Капитану дорогу, — И, кажется, будет еще жарче. Представьте себе, с утра барометр скакнул на сорок пунктов!

Капитан наконец остановился и взглянул на него. Взгляд китобоя — не самая приятная штука, во всем Новом Бангоре Лэйд знал лишь несколько человек, способных вынести его без ущерба для душевного здоровья и пищеварения. Про некоторых людей говорят о том, что их взгляд подобен хирургическому ланцету, вскрывающему оболочку и обнажающему душу. Взгляд китобоев был иного свойства. Он словно вкручивался в то, чего касался.

— Величественнейший из божьих тварей, плывёт иль дремлет он в глуби подводной, подобен острову плавучему. Вдыхая, моря воды он втягивает грудью, чтобы затем их к небесам извергнуть…

Голос у Капитана был сухой и скрипучий, как выдубленный ветрами корабельный шкот[32], но по-своему звучный.

— Джон Мильтон, «Утерянный рай», книга первая, — усмехнулся Лэйд, — Многие ваши священные тексты я знаю наизусть. Вот что, пока вы, чего доброго, не принялись декламировать мистера Мелвилла на всю Хейвуд-стрит, давайте прогуляемся пару кварталов, и я ссужу вам десять пенсов, чтоб вы могли промочить глотку в этот жаркий день!