Бумажный тигр (II. - "Форма") (СИ)

— Как вам это, мистер Уильям? — осведомилось чудовище безразличным тоном, в котором, однако, угадывалась насмешливая тлеющая искра, — Угадаете автора?

— Нет… — Уилл кашлянул, — Кажется, он мне незнаком.

— Байрон, — холодно обронил Лэйд, — «Надпись на чаше из черепа».

Пульче усмехнулся, отчего его сросшиеся в зазубренный штырь зубы вновь тихо заскрежетали.

— Верно. Ты умеешь заклинать стихами людей, мои же — просто дребезжащая мелочь, оставшаяся с лучших времен… Зачем ты привел сюда мальчишку? Чтоб продемонстрировать свой лучший трофей? Позлорадствовать?

— Чтобы ты поведал ему истории из жизни Нового Бангора. Ты хороший рассказчик, Пульче, я помню. Пусть и не очень сговорчивый. Ничего, я принес то, что развяжет тебе язык. Ну или то, что осталось от твоего языка.

Лэйд щелкнул никелированным замком саквояжа и тотчас ощутил, как напряглось иссохшее тело хозяина дома. Все еще обессиленное, точно высушенное светом ярчайших звезд, оно дрогнуло и затрепетало, черные зрачки напряглись в мутной жиже своих прозрачных чаш.

— Одну каплю, Лэйд… — прошептал Пульче и голос его напоминал шорох крыльев умирающей бабочки, — Ради всех воспоминаний, что нас связывают — одну крошечную каплю…

В его голосе больше не было насмешливой сухости. В нем была жажда, скрипучая, как раскаленный песок под подошвой ботинка.

— Одну каплю, Тигр. Молю. Одну. Крошечную. Теплую. Каплю.

Лэйд опустил руку в саквояж и достал увесистую аптечную склянку, наполненную густой черной жидкостью.

— Здесь две пинты, — холодно произнес он, — Больше, чем ты мог рассчитывать.

Коричневые когти Пульче задрожали, прячась и вновь появляясь на свет. Они выглядели слабыми, немощными, такими, что не задушили бы и мышонка, но Лэйд знал, на что они способны.

— Цепь, — отчетливо произнес он.

— Черт возьми, не мучь меня, Тигр! Он и без того довольно измывался надо мной! Мне просто нужно… Совсем немного… Не бойся, я не наврежу ни тебе, ни мальчишке. Всего одну каплю — одну теплую сладкую…

— Доставай цепь, иначе мы уходим.

Пульче заскрежетал раздувшимся горлом и, повозившись в груде мусора, извлек тускло блестящий стальной ошейник со сложным запирающим механизмом. Едва гнувшиеся когти были слишком неуклюжи и слабы, чтоб справиться со сложным запирающим механизмом, но Лэйд терпеливо ждал, пока тот закончит. Тяжелое стекло приятно холодило ладонь.

От ошейника к стене тянулась цепь, едва видимая среди груд мусора, мятых консервных банок и прочего хлама. Не очень толстая, тусклого металла, она была достаточно надежна, чтоб Лэйд ей доверял. Нержавеющая сталь, три метрических тонны на разрыв. Едва лишь на раздувшейся шее Пульче щелкнул ошейник, Лэйд отставил трость и стал проверять цепь, неторопливо, звено за звеном, пока та не окончилась надежно вмурованным в стену кольцом, покрытым сложной иероглифоподобной гравировкой.

— Порядок. Я налью тебе пару капель для красноречия, — Лэйд, повозившись с плотной каучуковой пробкой, раскупорил сосуд, — Остальное получишь потом.

Пульче взвизгнул от нетерпения. В несколько судорожных взмахов разметав ближайшую к нему груду мусора, он протянул Лэйду в дрожащих когтях треснувшую глиняную миску.

— Наливай, Лэйд! — заискивающе попросил он, скрежеща сросшимися зубами, — Мой щедрый благородный Тигр! Я буду молиться за тебя Девятерым! Черт возьми, я даже перед Ним замолвил бы за тебя словечко…

Пульче от нетерпения заелозил ногами по полу. Торчащие из его конечностей хитиновые осколки заскреблись об доски, вырывая куски прогнивших половиц. Запах гниения, и без сильный, сделался практически нестерпим. К нему примешивался едкая кислая вонь, которую обычно издают потревоженные или пораненные жуки.

Пульче больше не казался равнодушным и высохшим клопом, он причитал, лебезил, раболепно изгибал хрустящую спину, клялся в преданности и заискивал.

Жизнь всегда переменчива, подумал Лэйд, стараясь не поморщиться от отвращения, всегда лжива и непостоянна. Жалкое становится грозным. Беспомощное — дерзким. Никчемное — опасным. Иногда мы этого не замечаем, иногда — мы сами становимся частью этого процесса.

— Помни мою щедрость, кровопийца. Мой спутник вправе рассчитывать на интересную историю.

— Буду! Буду помнить! Ууууу! Благодетель! Мудрый Тигр! Кумир…

Лэйд опрокинул аптечную склянку над глиняной миской, дрожащей в когтях Пульче и позволил вытечь трети ее содержимого. Разливаясь по дну, жидкость уже не казалась черной, скорее, багровой, как грозовое небо на закате — цвет благородного выдержанного вина. Заткнув склянку пробкой, Лэйд сделал быстрый шаг назад. Он в точности знал предел натяжения стальной цепи, но всякий раз инстинкт оказывался быстрее разума. Этот инстинкт помнил, на что способен изнывающее от голода существо, в мозгу которого давно растворилось, перебродило и истаяло все, что прежде было человеческим, оставив лишь грубое, животное, не способное ни чувствовать, ни рассуждать.