— Не усердствуйте вы так, Крамби. Стоит ли надрываться? Моё предложение было совсем коротким, мы, лавочники из Миддлдэка, не тяготеем к крючкотворству и канцелярщине. В сущности, оно состояло всего из пары фраз, которые я легко могу зачитать на память. Итак. Кхм… Да, оно звучало так, — Лэйд откашлялся, чтобы придать голосу необходимую моменту звучность, — «Я, Лэйд Лайвстоун, готов купить у вас свою жизнь и свободу, предложив вам в обмен жизнь хитрого ублюдка Крамби. Я передам его в вашу власть, лишив неприкосновенности, если вы гарантируете мне возможность убраться прочь отсюда живым и невредимым. Если эти условия вас удовлетворяют, подайте мне условный знак — три удара грома подряд. Искренне ваш — Лэйд Лайвстоун, лавочник, Хейвуд-стрит, Новый Бангор».
Руки Крамби, осатанело рвущие бумажные листы, замерли. Он медленно повернулся к Крамби. Так, словно его истощённое тело, обёрнутое в ткань, стало вдруг весить как гранитный валун, обретя многие сотни лишних стоунов веса. Глаза его, устремлённые к Лэйду, сделались похожи на ледяное крошево — белое и чёрное вперемешку, много острых осколков.
— Ублюдок. Хитрый жирный ублюдок. И ты посмел…
— Эй, сохраняйте благоразумие! — поспешил сказать Лэйд, ощущая, как этот взгляд впивается в него, царапая сквозь лохмотья, — Разве вы не знаете, что свободная конкуренция — один из столпов рынка? Мы с вами в одном праве, приятель. Вы вольны были предложить демону меня, чтобы спасти свою жизнь, но и я вправе сделать то же самое. Не я виноват в том, что моё предложение показалось ему интереснее. Это рынок! Кроме того, я справился там, где вы спасовали. Смог выполнить свою часть сделки. А вот вы…
Крамби стиснул зубы. Его взглядом можно было бы обдирать кости от мяса.
— Жалкая дрянь Лайвстоун, — процедил он, — Как и все лавочники мнишь себя самым большим хитрецом, а? Вздумал сговориться с демоном за моей спиной? Никчёмная попытка! Видишь ли, вступая в свой жалкий сговор, ты кое-что забыл. У демона нет надо мной власти. Я — младший партнёр, помнишь? Я — его компаньон, пусть даже и младший. Я…
В замкнутом пространстве кабинета неоткуда было взяться ветру, но волосы Крамби слегка приподнялись над головой, будто задетые его дыханием. Лицо его, бледное, как новорождённая луна, уже казалось не просто бледным, оно словно источало какой-то внутренний свет. Свет, которого сам Крамби, казалось, не замечал.
Он раздражённо потёр щёку, как человек, испытывающий лёгкий докучливый зуд. Облизнул окровавленные губы. Неуклюже попытался пригладить волосы. Он что-то чувствовал, но не знал, что. Ощущал, не понимая смысла этого нового для него ощущения — у его тела не было возможности сравнить его с чем-то уже испытанным.
— Все ваши попытки жалки и никчёмны. Но мне приятно, что вы открыли своё лицо, Лэйд Лайвстоун. Как приятно будет разворотить его пулей напоследок! Вы… — он осёкся, — Этот звук. Снова этот звук. Вы… Вы ведь слышите его? Такой колючий, будто множество лапок, и ещё шелест бархата и скрип… Что-то происходит?
Лэйд не ответил. Не было смысла.
Но он, должно быть, сам того не замечая, источал этот ответ, как кожа Крамби источала зыбкий, усиливающийся с каждой секундой свет. Глаза Крамби заплясали, напоминая прыгающие по стене пятна света от фонаря. Он снова почесал щёку, зачем-то ощупал затылок, зачесал волосы на другую сторону, шмыгнул носом. Когда он заговорил, его голос показался Лэйду мягким и липким. Точно лягушка, угодившая под тяжело ползущий грузовой локомобиль. Всхлипывающим.
— Эта магическая формула, которую я прочитал… Она… Она что-то сделала?
— Никакая это не формула, — отозвался Лэйд негромко, — И магии в ней не больше, чем в счёте из прачечной. Это… просто фраза на полинезийском наречии. Чёрт, вы что, не знаете полинезийского, Крамби? Как вы тогда вообще ведёте дела в Новом Бангоре?
Крамби зашатался. Ему приходилось удерживать пистолет обеими руками, но тот всё равно плясал, как подгулявшая минутная стрелка на циферблате.
— Что я сказал?
Лэйду захотелось отвести глаза. Не для того, чтобы помучить Крамби неизвестностью — он не думал, что неизвестность продлится долго. Просто неприятно было смотреть на лицо, размягчающееся и медленно превращающееся во влажное пятно.
— Что я сказал?!
Лэйд вздохнул.
— Вы сказали дословно следующее — «Находясь в трезвом рассудке, передаю принадлежащую мне долю компании моему компаньону».
Крамби завыл. Это не был крик или стон, это был разрывающий нутро вой умирающего волка, отчаянный и жуткий. Его кожа испускала мягкий свет и мерцала, волосы налились серебром, глаза распахнулись так широко, что Лэйду захотелось попятиться — точно перед ним разинулись две бездонные пропасти.
Дрожащей рукой Крамби поднял пистолет к лицу. Его зубы лязгали, губы дрожали, складываясь в жуткие гримасы и улыбки.
— Вот, значит, как, — пробормотал он, — Жаль. Досадно. Тогда, конечно, придётся… Ничего не поделаешь… Как глупо вышло…
Он приложил ствол к виску. Поспешно, будто боялся, что Лэйд попытается его остановить. Зарычал, закрыл глаза и спустил курок.
Щелчок.
— Не думаю, — сказал Лэйд.