Возможно, ему сейчас еще хуже чем мне, подумал Лэйд, ощущая неприятную скованность во всем теле. Меня гнетет лишь опасность, но к этому чувству у меня была возможность привыкнуть за многие годы, как привыкают к вину определенной марки. Ему сейчас должно быть стократ хуже, а внутренности, верно, терзают сотни голодных псов.
- Вы ведь слышали о корабельных бунтах, мистер Лайвстоун?
Вопрос был неожиданным, у него не было времени собраться с мыслями.
- Я… Совсем немного. «Баунти»[4], Спитхедский мятеж[5]…
- Иногда на кораблях вспыхивают бунты. Знаете, когда это происходит?
- Когда экипаж недоволен своим капитаном?
- Верно. Но вы не знаете, кем был предыдущий капитан. Из чьих рук мне пришлось принять флаг. Вам не пришлось быть знакомым с мистером Олдриджем.
Лэйд едва подавил глухое ворчание.
Опять это имя. Имя, которое под сводами этого здания произносилось так часто и с таким неизменным почтением, будто само здание было храмом, а его обладатель – здешним верховным божеством. Мертвым божеством, но оттого не менее могущественным. Сам Лэйд, слыша его, не испытывал надлежащего пиетета или священного трепета, одну лишь только горькую изжогу.
Этот джентльмен, заслуг и талантов которого он не имел возможности отрицать, был неприятен ему уже хотя бы тем, что отколол весьма неприятный номер. Втравил Лэйда Лайвстоуна в весьма скверную и паскудную историю.
Само по себе это не так уж странно, подумал Лэйд, изобразив участливый кивок. Многие люди из числа живших в Новом Бангоре, позволяли себе втравить меня в скверные истории. Некоторые им самими в итоге выходили боком, некоторые оставляли на моей шкуре очередные шрамы и подпалины. Некоторые я сам чертовски не люблю вспоминать. Но мистер Эмюэль Сожри-Его-Дьявол Олдридж, несомненно, обставил всех прочих. Причем дважды. Он умудрился втравить меня в скверную историю, будучи, во-первых, покойником, а, во-вторых, заочно, даже не будучи со мной знакомым. И в самом деле, потрясающий человек.
***
Крамби достал из жилетного кармана пачку душистых греческих «Муратти» и рассеянно закурил. Судя по легкой дрожи пальцев, он вполне восстановил душевный контроль, но все еще оставался под властью чувств.
- Когда капитаном был мистер Олдридж, на него едва ли не молились, - пробормотал он, жадно затягиваясь, - Вы уже знаете, какая слава за ним ходила. Кудесник, волшебник. Чертов финансовый гений. Великий колдун и заклинатель, способный силой мыслей менять биржевой курс и проникать в замыслы конкурентов. Его тут боготворили. Прикажи он вести документацию на рогоже вместо писчей бумаги или украшать петлицы свежими анчоусами вместо маргариток, оперативный совет выстроился бы по стойке «смирно» и отдал честь!
- Ну, судя по тому, что мне довелось слышать, подобное доверие он заслужил, - проворчал Лэйд.
- О, не сомневайтесь, - Крамби с удовольствием выпустил дым, - Каждую унцию этого доверия! Только мистер Олдридж мог, заявившись с утра в контору, продиктовать курс хлопка с такой точностью, будто в голове у него под цилиндром размещался маленький аппаратик Попова, связанный невидимыми проводами со всеми биржами мира. Только он мог невозмутимо пить кофе, пока мы все метались, ища способ разорвать кабальный контракт – он с его дьявольской прозорливостью уже знал, что контракт будет расторгнут другой стороной, причем наилучшим для нас образом.
- Значит, эта прозорливость и приносила ему деньги?
- В биржевом деле возможность предугадать события за несколько минут приносит сотни фунтов, мистер Лайвстоун. За несколько дней – миллионы, – Крамби усмехнулся, вглядываясь в висящий над столом сигаретный дым, - Знаете, однажды мы готовили сделку с «Рейнольдом и сыновьями». Крупная сделка на двадцать тысяч. Мотались точно белки в колесе, едва не падая от изнеможения. А мистер Олдридж посмеивался – «Притушите пары, мальчики. Если вы кинете наживку в воду прямо сейчас, то лишь спугнете его. Я хорошо знаю Рейнольда – пожалуй, даже лучше, чем он сам знает происхождение своих сыновей. Не торопите его, промаринуйте дня два или три – и тогда он разомлеет от неизвестности настолько, что сожрет ваш крючок без майонеза и горчицы!» Мы бы и ради были придержать коней, но мы знали, что промедление подобно смерти. «Бернс и Хоффмайер», эти хитрецы, готовили аналогичное предложение Рейнольду, причем по некоторым пунктам их контракт был даже привлекательнее нашего. Это была жесткая гонка, мистер Лайвстоун, не джентльменская регата, а настоящий рейд! Здесь не было предусмотрено первого и второго мест, тут был только победитель и проигравший!
Лэйду не улыбалось выслушивать истории о биржевых спекуляциях, он находил эту тему не более увлекательной, чем воскресные проповеди Общества трезвенников или размышления о прошлогодней погоде в Уэльсе. Однако он не прервал Крамби, напротив, выказал свой интерес к истории коротким кивком.