Лэйд едва не выругался в голос. Увы, первое наблюдение, сделанное им еще за ужином и весьма неутешительное, оказалось безнадежно правильным. Мистер Госсворт не относился к тем людям, которых природа наделила великим умом. В отличие от прочих членов оперативного совета, вооруженных университетскими дипломами, он едва ли имел за своей сухой старческой спиной хотя бы законченную школу, а потому изъяснялся крайне неуклюже. Мало того, проведя всю свою жизнь в услужении, мистер Госсворт сохранил подобострастную манеру поведения, не вяжущуюся с его хорошим костюмом. Будучи одного роста с Лэйдом, он то и дело норовил опуститься, чтобы держаться на пару дюймов ниже него, заискивающе улыбался и вел себя весьма скованно.
Он не привык, чтобы с ним беседовали как с равным, понял Лэйд. Привык к бесконечным шуткам, которыми его награждали, точно жестокие мальчишки из класса, члены оперативного совета. Привык к унизительным эпитетам и небрежному обращению, которые пришли к нему вместе с почетной должностью.
К счастью, Лэйд быстро вспомнил родное ему наречие Миддлдэка, позволявшее легко обходиться без лишних слов и тяжеловесных оборотов.
- Я вот чего говорю. Хозяин твой старый – Олдридж? У него служил?
Госсворт поспешно закивал. Этот язык он явно понимал лучше.
- У него, сэр. Конечно у него. Первый и единственный егойный слуга, значит.
- У мистера Олдриджа что, других слуг не было?
- Не-а, сэр, ничуть не было. Я ему, понимайте, и кухарка и денщик и кучер и портной был, - Госсворт беспомощно улыбнулся бесцветными старческими губами, - Мистер Крамби даж говорил, мол, старый Госсворт вроде как андюнтант при генерале!
И верно, подумал Лэйд. Этот тип похож на генеральского денщика. Неразговорчивого малого, который обладает познаниями во всех бытовых науках, от штопки и лечения лошадей до разведения огня в камине. Вот только в голове у него, похоже, не сильно больше, чем в котелке у старины Диогена.
Лэйд принялся задавать вопросы. И хоть каждый вопрос он формулировал тщательно и предельно кратко, Госсворт часто отвечал уклончиво и невпопад. Но не из-за того, что намеревался что-то скрыть, а просто потому, что боялся показаться нескладным и смешным.
Каков из себя был мистер Олдридж? Очень умный джентльмен. Самый умный на острове, быть может. Костюм носил как герцог какой и не дай Бог пуговицы блестеть не будут – отхлестает перчаткой по лицу так, что и дышать страшно.
Чем он обыкновенно занимался? Науками, сэр, да все важными – банковскими и денежными. Бумаг у него страсть сколько было, и все такие серьезные, что глазам от печатей больно, столько их там, печатей-то.
Чем занимался последние два года? Да как на пенсию вышел, так и сидел что затворник в нумерах. На улицу почти не выходил, разве что газету купить или моцион сделать. Читал бумаги свои, писал что-то, музыку через патефон слушал, но все старую, как сейчас уж не поют.
Были ли гости? Последние два года, почитай, что и не было. Даже мистера Крамби не было, а так-то он раньше частенько заходил. Только вино передавал, и только. По правде сказать, смотреть на него одно удовольствие было. Передавая бутылочку для мистера Олдриджа, мне всякий раз пенс в руку вкладывал. За труды, мол. Хороший человек и джентльмен. Меня вот на работу пристроил после того, как с мистером Олдриджем несчастье случилось, храни его Бог. Работа бестолковая, шумная, да и тяжело старому-то псу новые трюки осваивать, но как-то держусь еще, службу делаю…
Здоровье? Последние годы уж как-то неважно, признаться. По правде сказать, здорово наш мистер Олдридж сдал, как на пенсию вышел да в Контору ездить перестал. Оно ж и понятно, куда человеку без работы. Попробуй лошадь на пенсию отправить, она и околеет к вечеру. Несварение с ним постоянно приключалось, а если и похлебает каши жидкой, что я сварю, да с тостом вприкуску, вечно жалуется, что вкус от железа во рту стоит. Сердце к вечеру, бывало, заходилось жутко, а поутру иль тошнота или живот крутило. Скверно ему было, ох да. Врачей он звать запретил. Вроде как через гордость, но я так смекаю, что из-за денежного состояния своего. Денег-то у него, по правде сказать, было швах. Не было их, денег-то. Мистер Крамби иной раз норовил что-то ему оставить. Впихивал так, знаете, тайком ассигнацию в какой-нибудь блокнот, но мистер Олдридж этого не терпел совершенно. Если приходилось ему найти что-то этакое, свирепел и трясся от злости так, что мне самому убежать хотелось. Сжигал бумажку в пепельнице и сквернословил отчаянно. По правде сказать, зря он это делал. Было бы у нас пару фунтов подкожных, может, не пришлось бы его кашей на воде кормить и плесень из хлеба вырезать. Но таких уж принципов человек был, да. Железный, не нам чета…